После этого мы уже больше не подвергались нападениям, хотя и не знали, не предвещает ли это спокойствие нового нашествия травяных людей. Так наступил рассвет, и за все это время луна так и не пришла к нам на помощь, не выглянула из-за туч, затянувших весь небосвод и придававших занимавшемуся дню уныние.
Как только рассвело, мы обследовали долину, но не обнаружили там никого из травяных людей — ни даже их трупов, ибо они, видимо, унесли всех убитых и раненых, и нам не удалось рассмотреть этих чудовищ при дневном свете. И хотя мы и не нашли их мертвых тел, все гребни скал были в крови и слизи, и от последней исходило зловоние, присущее этим животным. Впрочем, оно нам недолго досаждало, ветер, унеся его далеко в подветренную сторону, наполнил наши легкие благоухающим и здоровым воздухом.
Вскоре, видя, что опасность миновала, боцман созвал нас у главного костра, где догорал большой брус, и только здесь мы обнаружили, что один из наших людей пропал. И хотя мы обыскали сначала всю вершину холма, а впоследствии долину и остров, мы так его и не нашли.
Циклон — «самый страшный враг, которого не миновать моряку в его опасной профессии».
В середине ноября четырехмачтовый барк «Голконда», придя из Крокета, бросил якорь у Телеграфного холма, возле Сан-Франциско. Он шел с грузом зерна домой вокруг мыса Горн. Спустя пять дней он миновал на буксире Золотые ворота и, отдав концы, направился под парусами в плавание, едва не ставшее для него последним.
Две недели навстречу нам дули ветра, но затем наше судно подхватил попутный ветер и гнал нас почти до самого экватора. Здесь, всего в паре градусов от него, он стих, и лишь через неделю мы оказались, лавируя и дрейфуя, в Южном полушарии.
Примерно в пяти градусах к югу от экватора подул попутный ветер, и мы продвинулись еще на десять-двенадцать градусов в южном направлении; потом, одним ранним утром, он стих, и разразилась короткая, но страшная гроза со столь частыми вспышками молний, что мне удалось, когда я снимал с левого борта море и тучи, сфотографировать одну. Днем, как я уже говорил, ветер полностью улегся, и мы заштилели под палящим, жгучим солнцем. Мы подняли нижние паруса, чтобы они не изнашивались при ленивом покачивании судна на едва приметных волнах, и стали, как принято в таких случаях, драить и чистить покрашенные части.
Днем температура, казалось, только поднималась; воздух утратил прозрачность, и видневшаяся вдали низкая дымка со всех сторон окружила судно. Временами этим воздухом, приобретавшим какое-то странное свойство, становилось просто невозможно дышать, и матросы с большим трудом вдыхали его. С каждым часом гнетущее состояние лишь усиливалось.
