Затем, когда минула, возможно, первая половина моего дежурства, из густых зарослей водорослей с наветренной стороны донесся издалека звук, давящий мне на ухо, перерастающий в ужасный крик и вопль, а затем, угасая, превращающийся вдали в странные рыдания и наконец заглушаемый шумом ветра. Услышав столь страшный звук, несущийся из этой мерзости запустения, я был, как можно догадаться, несколько потрясен, но потом мне вдруг пришла в голову мысль, что этот пронзительный вопль доносится с судна, оказавшегося в плену водорослей, и я, немедленно подбежав к гребню скалы, возвышающейся над водорослями, уставился в темноту; теперь-то при свете костра, пылавшего внутри корабельного остова, я понимал, что этот вопль донесся откуда-то издалека по правую сторону от него, и более того, как подсказывал мне здравый смысл, его не могли издать те, кто был в нем, ибо сила их глоток не шла ни в какое сравнение с мощью дующего сейчас ветра. И поэтому я какое-то время стоял, нервно размышляя и вглядываясь в ночной мрак, и вскоре заметил на горизонте тусклый свет, и вскоре там показался верхний край луны, весьма приятное для меня зрелище; ибо я уже был готов разбудить боцмана и рассказать ему об услышанном мною звуке, но не решился, испугавшись, что буду глупо выглядеть, если ничего больше не произойдет. Затем, когда я наблюдал за восходом луны, вновь послышался тот вопль, напоминавший громкое рыдание женщины: он рос и крепчал, пока не прорезал с поразительной ясностью рев ветра, а потом медленно и, видимо, повторяясь, не смолк вдали, и я опять слышал одно завывание ветра.
После этого, взглянув в том направлении, откуда раздался этот звук, я сразу бросился к палатке и разбудил боцмана; ибо я не понимал, что способен он предвещать, а последний, второй вопль полностью избавил меня от робости. Не успел я встряхнуть боцмана, как он был уже на ногах и, схватив абордажную саблю, которую всегда держал под рукой, быстро проследовал за мной на вершину холма. Здесь я объяснил ему, что услышал очень страшный звук, доносившийся, казалось, из скоплений водорослей и что, когда он повторился, я решил позвать его, поскольку не знал, не предвещает ли он приближение какой-нибудь опасности. Боцман похвалил меня за это, но также и побранил за то, что я не решился позвать его, когда раздался первый вопль, а потом, проследовав за мной к гребню скалы с наветренной стороны, он встал там вместе со мной, ожидая и слушая, не повторится ли, быть может, вновь этот звук.
