Мы снесли капитана в его каюту и положили на койку. Затем, оставив его на попечении дочери и стюарда, я вернулся на палубу.
Через минуту наверх поднялся и второй помощник, а с ним все, кто уцелел. Всего, как оказалось, семь человек. Остальные погибли.
День прошел ужасно: ветер с каждым часом крепчал, хотя даже самые сильные его порывы и отдаленно не походили на тот первый шквал.
Наступила ночь — ночь страха, когда громадный океан грохотал и свистел в воздухе над нами, а ветер ревел, словно первобытный громадный зверь.
Потом, перед самым рассветом, ветер стих почти мгновенно; парусник закачался и опасно накренился, и вода — сотни тон — захлестнула палубу. Тут ветер снова обрушился на нас, в основном на бимс, и положил судно на бок — с такой силой воздействовала стихия на его застывший корпус. Когда мы снова встали носом к ветру, парусник выпрямился и поплыл среди тысяч фантастических холмов фосфоресцирующего пламени.
Ветер опять улегся — и вновь, после еще более длительного перерыва, подул, а потом снова, в один миг, утих. И затем в течение ужасных тридцати минут судно двигалось по самому страшному, безветренному морю, какое только можно вообразить. Не было никаких сомнений, что мы угодили в спокойный центр циклона — спокойный, поскольку здесь не было ветра, но в то же время в тысячу раз опасней, чем самый неистовый ураган.
Ибо мы окружены огромным Пирамидальным морем; морем, которое, если однажды увидишь, никогда не забудешь; морем, где из пучин океана поднимаются к небесам громадные столбы воды, не устремляющиеся под давлением ветра вперед, а вздымающиеся вверх и падающие, пенясь, с продолжительным грохотом вниз.
Представьте себе, если можете, эту картину, а потом еще тучи, внезапно рассеивающиеся над вашей головой, луну, освещающую это адское бурление, и вам откроется зрелище, редко выпадающее на долю смертных, разве что только в момент гибели. И всему этому мы были свидетелями, и вряд ли, по-моему, у человека найдется, с чем сравнить его.
И тем не менее, несмотря даже на впоследствии подувший ветер, мы остались в живых. Прошло еще два дня и две ночи, прежде чем шторм перестал представлять для нас опасность, — и то лишь потому, что он занес нас в поросшие водорослями просторы громадного Саргассова моря.
Здесь огромные волны впервые перестали пениться и уменьшались по мере того, как мы продвигались вперед среди плавающих по поверхности скоплений водорослей. Однако ветер был по-прежнему столь неистов, что парусник все равно плыл вперед, иногда между водорослями, а то и над ними.
