— Смотрите, капитан! — воскликнул я, но оно исчезло, прежде чем я успел договорить. Спустя минуту оно появилось снова, и на сей раз его увидел и капитан.
— Боже правый! — закричал он и бросил штурвал. Капитан прыгнул в сходной люк и схватил рупор. Затем выскочил на палубу и поднес его к губам.
— Все вниз! Вниз! Вниз! — закричал он. И вдруг его голос заглушили страшные отзвуки шума, доносившегося с левого борта. Это был глас бури — рев. Боже мой! Ничего подобного мне ни разу не доводилось слышать! Он прекратился так же внезапно, как и начался; и в наступившей тишине было слышно, как стонут снасти. Затем с палубы донесся лязг меди, и я быстро обернулся. Капитан бросил рупор и ринулся к штурвалу. Я взглянул наверх и увидел, что многие матросы уже добрались до такелажа и с кошачьей ловкостью стремительно спускаются вниз.
Рядом послышалось быстрое прерывистое дыхание капитана.
— Держитесь крепче, если хотите жить! — закричал он хриплым, неестественным голосом.
Я взглянул на него. Он пристально, с какой-то болезненной напряженностью всматривался в ту сторону, откуда дул ветер. Я тоже поглядел туда и увидел всего в каких-то четырехстах футах громадную массу пены и воды, шедшую прямо на нас. Тут же послышался ее свист и сразу же визг, столь сильный и страшный, что я невольно сжался от ужаса.
На переднюю часть судна обрушился поток воды и пены. Парусник тут же наклонило на борт, и над ним полетели громадные фонтаны морской пены.
Казалось, ничто уже не спасет нас. Мы переворачивались, и вот я уже качаюсь на палубе, как на стене дома, ибо успел, когда капитан крикнул, ухватиться за леер. Вися на нем, я стал свидетелем странного происшествия. Передо мной находилась ютовая шлюпка. Внезапно с нее, словно огромной невидимой рукой, сорвало парусину. В следующее мгновение в воздух, подобно перьям, полетели весла, мачты и разные странные приспособления, брошенные ветром в ревущий хаос пены. Шлюпку же, приподнятую с полуклюзов, неожиданно швырнуло на главную палубу, где она, разбившись, осталась лежать грудой белых обломков.
Миновала самая страшная минута; затем вдруг парусник выпрямился, и я увидел, что снесло три мачты. Однако рев шторма был столь ужасен, что я не услышал, как они ломались.
Я взглянул в сторону штурвала, но там никого не было. Затем я разглядел возле леера какую-то бесформенную массу. Пробравшись с трудом к ней, я увидел, что это лежит капитан. Он был без чувств, а его правая рука и нога были какими-то обмякшими. Несколько матросов ползли по юту к кормовой части судна. Я подозвал их кивком головы, указал сначала на руль, затем на капитана. Двое матросов направились ко мне, один — к штурвалу. Тут сквозь водяную пыль я разглядел фигуру второго помощника. С ним было еще несколько матросов, которые толкали перед собой канатную бухту. Они торопились, как я узнал впоследствии, поднять плавучий якорь и развернуть судно носом к ветру.
