Тот снисходительно улыбнулся и не без смущения ответил неясным бормотаньем, внятно прибавив:
— Маклер…
— А я художник Виталин, Федор Павлович!
— Очень приятно! — сказал черт и прибавил: — ваша очередь держать банк!
Виталин робко взял в руки карты.
— Сколько в банке? — спросили сидящие за столом. Виталин не понял, но черт выдвинул на середину стола его деньги и сказал:
— Восемнадцать рублей!
И произошло событие, о котором потом целую неделю говорили в клубе, как о чуде. Виталин бил все карты.
Из восемнадцати образовалось сорок один рубль, потом восемьдесят два, потом сто шестьдесят четыре, а там стали ставить деньги на все табло, на «шваль», в «круг», на «крылья»— и Виталин бил, бил и бил и только успевал загребать деньги и сдавать карты.
Перед ним была груда: золотые монеты, тяжелые серебряные рубли, бумажки… Лицо его раскраснелось, глаза горели и в возбуждении, как пьяный, он говорил без умолку.
Стол окружили сплошной стеною. Пытающие счастье подходили, оставляли все свои деньги и отходили с проклятиями.
Происходило небывалое: то он всех убивал одной козырною двойкой, то — когда у партнеров открывались по два и по три козыря и все уже ликовали — он показывал двух тузов и опять забирал все ставки.
— Федя, брось! — раздался оклик.
Виталин поднял голову и увидел у стола Кострыгина.
— С восемнадцати рублей! — крикнул он хвастливо.
— Поди, с тысячу есть?
— Больше! — с яростью ответил один из играющих.
— Больше? И того лучше! — сказал весело Кострыгин, — идем ужинать!
— Еще одну только! — смеясь произнес Виталин и взял карты.
— А потом бросьте, — шепнул ему черт, — довольно.
Виталин кивнул и снова стал метать с таким же счастьем, но его успех уже охладил игроков и игра стала мелкая по своим ставкам.
Он дометал до конца и, собрав всю кучу денег в салфетку, встал из за стола.
Завистливый шепот раздался со всех сторон.
Кострыгин подхватил Виталина под руку и повлек в буфетную.
— Там сосчитаем! Идем! — говорил он и в его голосе слышались лесть и зависть.
Виталин громко смеялся и повторял:
— С рубля! С последнего рубля! Благодаря вот им… Он оглянулся, но черт уже исчез, весело думая: «шабаш! Теперь не сорвется»…
— Вот сюда! Давай считать! — суетливо заговорил Кострыгин, усаживая приятеля к столу и стараясь взять от него салфетку, но Виталин удержал ее у себя и бережно развернул на столе.
— Ну, давай!
Они стали считать деньги, сперва сортируя их.
Виталин дрожащими руками стал считать бумажки — сперва сотенные, потом пятидесятирублевые, двадцатипятирублевые и — наконец, трехрублевые, а Кострыгин звенел золотом, быстро и ловко отсчитывая по сто рублей и раскладывая по кучкам.
