Ручьев ехал к умирающему и все-таки не мог не радоваться тому, что пришло в мир с первой по-настоящему зимней порошей. Радость эта стала еще большей, когда встретился он подле стойбища Усть-Чайка с тем, ради которого ехал сюда многие дни по осеннему непролазу тайги.
Макар Владимирович вышел к нему навстречу путиком и поджидал Ручьева у Большого Аянчу.
Был он в легонькой заячьей кухлянке, в мягких вывороченных чикульмах и в видавших виды черных штанах «чертовой кожи». Новый, вероятно, недавно сшитый лисий треух сбит на затылок, и желтый, в глубокую морщинку лоб охотника казался огромным. Макар Владимирович сидел на колодине, положив на колони старенькое, истертое не только по ложе, но и по стволу ружье, и мастерил что-то из березовой плашки тоненьким лезвием крохотного ножа. Он спокойно, будто рассчитывал каждое движение, поднялся навстречу приехавшим (с Ручьевым шли на Усть-Чайку два сына старика — Иосиф и Владимир).
— Авгарат бикел! А я, однако, думал, думал ночью. Кто-то ко мне шибко торопится. Шибко! Ну, сдраствуй, сдраствуй, Ванька — Большой голова, — и пошел навстречу спешившимся. Ручьев улыбнулся открыто, широко. Ему нравилось, когда старые охотники в тайге так вот, по-домашнему добро называют его Ванькой. Знал он, что давно, лет уж как семь, зовут его промысловики Большой головой. Но не этому улыбался сейчас он. Тому, что вот идет навстречу ему исхудавший, иссохший в палую хвоинку, маленький, словно мальчик, человек и улыбается всем лицом, всей душою, глазами — живыми, ясными.
Когда обнялись, на малый миг уловил в них глубоко упрятанную боль, но только на миг.
— Здравствуй, здравствуй, Ганалчи! Как здоровье? Семья как? Дарья Федоровна?
— Карашо, бойе. Шибко болел. Кушал мало. Совсем легкий стал, как бегать буду, соболь гонять-догонять? Дарья Федоровна жива маленько. Все хорош маленько. Будь гостем. Мясо есть, колоба есть, сахар есть, — улыбнулся, хитро прищурил левый глаз. — Угощать есть. Тебе пить есть. Для гостя всегда есть.
Поздоровался с сыновьями. Быстро заговорил по-эвенкийски. Сказал, что рад им. Но не время по гостям ездить. Отец не звал их. День за днем, на охоту идти надо. Не дело в такую вот пору по гостям.
— Ты их не жури, отец, — Иван Иванович обнял старика за плечи, вперед повел. — Это я их с собой забрал. Дорогу плохо знаю. Заодно и повидаются с матерью, с сыновьями. Сыновья-то их с тобою?
— Со мной. Не время только, Ванька. Шибко не время. Тебя ругать буду. На собраниях говоришь — соболь, белка дай. Куда промысловик от угодьев их завез? — И к сыновьям: — Маленько отдыхайте и назад. Не хитри, ой не хитри, бойе, — погрозил сухим, в косточку пальцем Ручьеву. — Все знаю. Зачем бежал. Рад тебе. Праздник у меня, шибко большой: Большой голова приехал. — Засмеялся! Сбросил ладонью со лба выступивший пот.
