— Ты кто? — спрашиваю.
— Гошка! А ты?
— Дядя.
— Я спал, ты приехал, да?
— Да.
Гошка вылезает из-под шкур. Ему лет шесть, глазенки быстрые, веселые. Он улыбается белозубо, задиристо.
— Пойдем умываться, — предлагаю я ему.
— А ты снегом моешься?
— Да.
— Снег помягче, смотри, выбирай. Порезаться можно. Понял?
— Понял.
— Ну пошли.
Мы выходим из чума. Тайга стоит белая, неподвижная. Молоденькие лиственки и березки гнутся под белыми копешками снега. Горит костер. На тагане в котле булькает варево. Гошка заглядывает в котел.
— Бабушка похлебку готовят. Вкусна-а…
Где-то в чаще сухо потрескивает валежник, шуршит снег — олени копают ягель.
— Кухтой умываться будем, — говорит Гошка и начинает трясти березку. Я помогаю ему.
С дерева на нас падает мягкое облако снега. Мы смеемся, захлебываясь холодной искристой пылью.
Пригоршнями черпаем снег, трем руки, лица. Капельки влаги застывают на ресницах.
В чуме Дарья Федоровна накрыла стол — маленькую, гладко выструганную столешницу на крохотных ножках.
Мы пьем густое, прохладное кумни — оленье молоко, закусывая пахучей, поджаристой кодобой.
Степан что-то быстро по-эвенкийски рассказывает деду. Гошка подсовывает мне надкусанный им кусок сахару. Мы друзья, и я принимаю подарок, в свою очередь угощая его моим надкусанным куском.
Мы с Гошкой в тайге. Пока старшие готовятся к охоте, Гошка посвящает меня в таежники.
— Амаку не бойся, — строго говорит он. — Амака зимою спит. Летом я его сам боюсь. — И предлагает: — Давай на тот берег уйдем, а?
— Зачем?
— А там у меня мамка и отец. Я тебя проведу, туда тропочка есть.
— А как звать твоего отца?
— Валентин Манго.
Я много слышал о нем. Валентин охотится вместе с женой, дочерью Макара Владимировича.
— Дядя, мамка моя белую белку добыла.
— А почему она белая? — спрашиваю.
— Не знаю… Папа говорит, что так редко бывает. Очень хорошо глядеть надо, чтоб белую белку убивать!
Я поражаюсь памяти и смышлености этого мальчонки. В тайге он ведет себя так же, как его сверстник-горожанин в своем детском саду. Гошкины игрушки — белая кухта на деревьях, следы белки, охотничьи собаки, оленята и еще сотни интереснейших «игрушек».
Еще год-два, и дед или отец возьмут его на охоту. Стрелять он уже умеет сейчас.
— Дядя, пойдем, я что-то покажу, — таинственно говорит Гошка.
Мы идем глубокой оленьей тропой. Мальчонка впереди, я за ним. Неслышно опадает с деревьев кухта. Косые лучи поднявшегося над тайгой солнца золотят верхушки деревьев.
Гошка останавливается у широкого распадка. По склону сбегают вниз редкие деревья, молоденькие белые сосенки и елки, снег тут глубок и как-то необыкновенно легок. Каждый сугроб будто упавшее на землю облако.
