— Что говорят, Чироня? Молятся — камланят?
— Нет. Закон такой. Слушай, не обижайся только.
Петр Владимирович говорит быстро-быстро, вежливо, почти ласково, чуть наклонившись вперед, обращаясь к голове медведя. И все вокруг тоже к лохматой амиканской морде:
— Амака, амака! Ты самый добрый, амака, самый умный, самый сильный! Амака, это не я тебя убил, это люча. Мы тебя любим, амака. Ты не видел, кто тебя убил. Ты не думай, не думай, амака, я тебя не убивал. Амака, амака, это не я тебя убил, это люча. Ты должен быть справедливым, добрым. Ты хозяин, амака…
Лежит посередине чума громадная, с короткими ушами дремучая голова медведя, будто слушает, прикрыты подслеповатые, маленькие глазки. Все понимает голова.
А вокруг едят чукин[17] — полакомились сердцем, мозгами, печенью.
Алаке! Алаке! Ой, как вкусно! Ой, как сладко! Много мяса. Далеко бегали за ним охотники. Хорошо потрудились. Хорошо кушают.
— Кусай, кусай, — Алексей протягивает мне розовый дымящийся сытным паром кусок. — Чукин сила многа Кусай, кусай, бойе[18]. А я![19]
— Наливай, бойе, сладка вода, шибко горячий вода, веселый. Алаке! Алаке! — Глаза у охотников блестят, лица в улыбках. Даже у Петра Владимировича в выцветших, прозрачных, размытых горючей росой глазах затухающим, огоньком заполошился свет.
— Алаке, бойе! Наливай.
— Живи у нас, бойе. Все бери, бойе.
— Ходить нада — олень бери. Холодно — парка бери.
— Гурумы[20] шить будем, солнцем украшать, бисером. Нигде такой гурумы не найдешь.
— Живи с нами, бойе!
Аси[21] бери. Вот аси — сахар. Добрый аси! Красивый. Любить будет. Алаке. Аяват-ми![22]
Шумно, говорливо в чуме. Весело. Много еды, много мяса. Праздник медведя.
— Шибко кудо, водка мало. Ой, бой — своей нет. Шибко кудо…
— Ах, бойе, бойе, — будто тихонечко вздохнул кто-то там у входа. — Аявун[23], бойе, аявун.
Шумно вокруг, весело. Может, и послышалось. Тихо так прошелестело, будто травы.
Я вышел из чума. Рассыпчатые звезды едва наметилась на темной бусове неба, медленно покачивался, залег в сосновой хвое кумачовый Холбан — Марс. Дремлют меж белых стволов тоненьких, как струйки березок, олени. Вышли из тайги на праздник медведя, слушают голоса людей.
— Ах, бойе… Аявун, бойе, — пролепетала тайга, тихо, страстно, теплым чистым-чистым дыханием коснулась захолодавших сразу щек.
— Ты добрый, люча, ты справедливый, люча, ты самый умный, люча. Иди ко мне, бойе, — шепчет, зовет тайга. — Все возьми. Живи со мною, радуйся…
Хорошо. Праздник медведя.
