— Как знать, — загадочно отозвался Илья. — Если я не нарисую ваш портрет, то через пятнадцать лет вы сможете увидеть его в зеркале…
* * *
Продолжая ежиться в уголке дивана в темном холле отделения лицевой хирургии, Изольда вспомнила это его пророчество с ненавистью: «Ясновидящий, хренов! Откуда ему все было известно?! И ведь прошло ровно пятнадцать лет…»
Эти годы то сближали их до того, что Изольде начинало казаться: «Да ведь это и есть Он!», то отбрасывали на расстояние, с которого ни за что не расслышать звука сердца. А обещанный портрет Илья начинал несколько раз, поддавшись на ее уговоры, когда, рассматривая свое лицо в зеркале, Изольда холодела, замечая, как явственно проступают признаки старости. И надо было успеть запечатлеть тот ангельский лик, который постепенно исчезал. Скоро никому не удастся разглядеть его в темных «мешках» под глазами, в дряблых складках, обвисших у подбородка, и в потерявших упругость губах…
Когда Изольда улыбалась, ее лицо молодело, вот только улыбаться она не любила. Со своими любовниками, которые теперь исчезали из ее жизни все быстрее, ей нравилось обращаться так, как они этого заслуживали:
— Ну ты, мерзавец! Быстро ко мне. Сейчас ты получишь по полной!
И губы ее в эти минуты кривились совсем не улыбкой.
Уже много лет Изольда наслаждалась тем, что причиняла мужчинам страдания и физическую боль. Не то чтобы она мстила за собственную боль, которую испытала в детстве, когда еще не была к ней готова… Ей просто нравилось сжимать чужую кожу в самых чувствительных местах, впиваться зубами в шею или в соски, и… И делать кое-что еще, чего никогда не делали их жены и постоянные подруги. Изольда была уверена, что ее любовникам это тоже нравится, и не могла понять, почему никто из них не задерживается около нее.
Все чаще наступали периоды, растянувшиеся на недели, а то и на месяцы, когда возле нее не было вообще никого, хотя тело ее оставалось таким же молодым и ловким, что любая девушка могла позавидовать. И носила Изольда яркие джинсы, сидевшие на бедрах так, чтобы видны были тоненькие, кружевные пояски дорогих трусиков, и надевала маечки, не прикрывающие пупок. Ее тело не требовалось прятать под одеждой.
«У этой девчонки тоже фигурка ничего, — опять вспомнилась ей Ангелина. — Я уже думала об этом? Что-то мысли путаются… О чем я вообще? А, об этой Геле. Если ее морды не видеть, можно подумать — модель, да и только! И моей морды тоже не видеть бы…»
