Вера плачет.
— Ну вот, заступаешься. Кира сказала, если заступишься, значит…
Куда уйти от этого? Убить? Но это не так просто. И противно. — Руки Борины сжимают виски и слезы ужаса на глазах. — Подземный каземат. И ничего. Н-и-ч-е-г-о. Темнота. Как это понять? Куда-нибудь надо идти? Как-нибудь надо жить? Ефросинья Ниловна? Она ужасна. С ней нельзя даже говорить. Жадная самка. И вспоминается боль такая. Удар по щеке. И карточки эти. И глаза расширенно-злые. И рядом другое лицо. Настоящее лицо. Драгоценное. Не дорогое, нет, а драгоценное. Глаза темные и, главное, руки. Руки изумительные. Дотронуться и умереть. Больше ничего не надо. Честное слово, приеду. Приехать — мало. Почему не пришел? Он должен был прийти, должен, а не я разыскивать по гостиницам. И эти руки, эти, и то лицо — Василия Александровича сына — красное, красное и снег красный. Как это возможно? Совместимо? А что, если подойти и…? И что? Боже! Надо изменить все, все изменить. Уехать.
— Когда в Петербург?
— Не знаю. Вот вместе с Верой.
— Она на курсы?
— Да.
— Вместе будете жить?
— Не знаю. Нет, должно быть.
— Вы страдаете?
— Да.
— Я жалею вас, хотя это вам идет.
— Что?
— Бледность. От страданий же это?
— Вы все об этом.
— Да. Да. Вот в Петербург приедем, я вас расшевелю.
— То есть?
— Вы не будете хандрить. Разве можно хандрить в ваши годы, с вашим лицом.
(Пауза.)
— Вы хорошо сложены.
— Может быть. Теперь мне все равно.
— Скажите, скажите — вы любите? Да?
— Люблю.
— А вас любят?
— Не знаю.
— Это еще не так ужасно. А я знаю, что меня не любят, знаю.
Ветки хрустят под ногами, в воздухе — сосредоточенность. Слышно, как бьется сердце Борино.
— Вот кинулся на землю и руки закусал до боли, до крови.
Карл Константинович на коленях:
— Милый, хороший, не надо. Вот лучше… Попробуйте, это так хорошо. Потом будете благодарить меня. Спасителем своим называть, руки целовать будете. Я тоже прежде страдал, мучился. Старался отойти от этого. Потом рукой махнул. Чем я хуже? Почему я не могу жить так, как мне хочется, почему не могу любить? Я бросился, закрыв глаза, в пропасть. Я убивал все муки, содроганьями любовными. В чем разница? В чем? Я лежал прежде, как вы на земле, и кусал пальцы, а теперь мне жалко смотреть на вас. Опомнитесь. Откройте глаза.
— Довольно Карл Константинович. Исполните мою просьбу.
— Какую угодно.
— Милый, узнайте, сюда приехал доктор молодой, кончил только что, Траферетов. Узнайте адрес.
— Вы больны?
— И да, и нет.
— Ты опять ходил с Масловым?
