Генерал сидел на террасе хмурый и неразговорчивый.
— Потакать мальчишке! Нет, именно пусть он помнит об этом. Дело ведь не в порке, не в той боли, которую он получил, а в том, чтобы он помнил.
— Но, Вольдемар, я, наконец, не могу выносить страданий мальчика. Это уж чересчур сурово.
— Не приставай, потом обсудим этот вопрос, дай же мне отдохнуть, наконец.
Боря был в саду и слышал этот разговор. В голове его мелькнула какая-то мысль.
Когда Зинаида Николаевна была одна, он вошел к ней.
— Зинаида Николаевна?
— Что угодно? — cуховато ответила та.
— Вы хотите, чтобы Ивана не было в вашем доме?
— Ну, конечно.
— Я берусь за это дело, но с условием, — Борино сердце мучительно билось, когда он произнес последнюю фразу. Краска бросилась в лицо. Казалось, что если он промолвит еще одно слово, весь ужас, весь позор совершенного обрушится на него. И вдруг он опустил голову и тихо заплакал. Совсем, совсем как в детстве. — Зинаида Николаевна! Мне нужно сто рублей.
— И вы предлагаете устроить уход Ивана за сто рублей?
— Нет, нет, я до этого не дошел, я не могу. О, поймите меня. Мне просто надо сто рублей. 50 за месяц вперед, а следующие 50 я отработаю зимой, буду репетировать Кирилла.
— Хорошо, но теперь я вам ставлю условие.
— Какое? — вздрогнул Боря.
— Я не могу видеть Ивана. Пусть он уходит.
— Хорошо. Хорошо. Я постараюсь.
— Владимир Акимович! Ваш денщик серьезно заболел. Никого нет. Я пришел вам сказать об этом.
— Иван?
— Да, Иван.
Генерал поморщился.
— Мы давно собирались от него избавиться. Пусть его свезут в больницу.
Боря еле сдержал радостную улыбку. Вбежал в кухню, где на кровати растянулся здоровяк Иван, которому очень трудно было изобразить больного.
— Хорошо, что генерал не пришел сюда. Вы свободны.
— О, барчук милый мой. Дайте, ручку поцелую. Век не забуду. Из проклятого дома скоро. Чистый ад. Как это вы, барин, уживаетесь?
Боря улыбнулся.
— Что же делать, надо, — и вдруг опять что-то поднялось в груди острое, захватывающее. И нельзя было больше рассуждать, думать, все смешалось. Голова горела, как в лихорадке.
— Хочешь отблагодарить меня, Иван?
— Душу готов отдать вам.
— Ну, вот что, поднимайся живо. Тише, не шуми. Там никого ведь?
— Нет, все ушли со двора.
Спустились по черной лестнице. Вот двор, залитый лунным светом.
— Сюда. Сюда.
Вошли в какой-то темный сарай со скрипучей дверью, где приходящая прачка днем стирала белье.
— Барин, что вы?
— Ничего. Ну, какой ты глупый. В последний раз. Теперь не увидимся уж. Я люблю так… Ну, еще. Разве не хорошо?
