— Ах, нет, ничего.
Медленно плывет мимо окон Москва. Издали звон колоколов бесчисленных походил на нежную, трогательную музыку. День был пасмурный, и золотые купола не горели ослепительно…
Борино лицо вдруг опустилось на Лешины колени. Он громко плакал, а мысленно говорил:
— Господи! Господи! Помилуй мя!
— Какой вы нервный, Боря, какой вы нервный. Сознайтесь, как приятна музыка колоколов. Она вас не успокаивает? А в городе ужасно. Слишком громко. Вы слышите — слишком громко. Вытрите лицо и пойдемте в салон.
— Мне перед вами стыдно, стыдно.
— Ну, успокойтесь, стыдного ничего нет.
— Нет! Очень стыдно. Самого себя стыдно. Вы очень добрый, но я вам многого не могу сказать. Одно лишь скажу: «Я несчастный, ужасно несчастный. Реву, как девочка маленькая. Нет, я не могу так жить, не могу».
Колеса стучат, по-всегдашнему, но говорят другое. Будто бы: «Нет, не несчастный, нет, не несчастный».
— Уже, уже!
— Мамаша, это дядя Фома стоит.
— Подожди, я ничего не вижу.
— Он! Он! Он!
Детский визг, веселые прерывающиеся слова и слезы радости или печали. Толпа носильщиков размеренно одинаковых, с блестящими бляхами в синем.
Все это чужое, чужое.
— Кто нас встречает? Боря? Боря?
— Нас? Погода хмурая. Как в Москве.
— Хуже.
— Мы вместе? На одном извозчике?
— Да. Да. Да. Конечно. Только носильщики разные. У меня уже есть.
И опять что-то острое колючее, обидное. «Я не хочу этого. Не хочу. — До боли сжал губы. — Но нет. От этого не уйти». И глаза невольно обращаются к нему. В ту сторону!
Красивое ясное лицо с серыми глазами. Только синяя рубаха облегает мускулистые руки и широкую спокойную грудь. Опустить бы голову на эту грудь, выплакаться и забыться. И все бы прошло. Все как рукой сняло бы.
— Борик, посторонитесь, мне не пройти.
Боря вздрогнул.
— Да. Так вы на извозчике. Вот за этим барином. Ваш номер?
— 117.
— 117. 117. Хорошо.
Это глупо. Ужасно глупо. Но в эту минуту кажется, что эти цифры — один, один и семь — магические, прекрасные.
Леша стоял рядом и в окно передавал свои вещи носильщику.
— Боря, у вас все готово?
— Все. Все. Идемте.
Длинный пасмурный дебаркадер. Все до боли знакомо. И снова желание, и снова мысли неотвязные. Хочется подойти ближе и прикоснуться к этим рукам, плечам. Боря закрывает глаза. Его толкают, наступают на ногу.
О, Боже, Боже, как это ужасно, как это мучительно. Вот девушка бледная, с синими глазами и плавными движениями. Красивая. Почему не к ней? Почему не к ней это чувство? Было бы чудо. Было бы счастье.
