Боже мой, Боженька (и глаза закрывает и трогательно дышит, тихо так, совсем как в детстве) можно прямо просить, так только подумать — Ты поймешь ведь. Вот только не знаю, грешно это или нет, совсем не знаю. Потому и пришел сюда, чтобы просить, просить. — Опускается на колени и крестится. — Вот я верю, верю, что Ты сделаешь это. — И лицо стало немного яснее. — Пусть он, так как я его люблю — полюбит. — Сказал, вполголоса, почти громко и заволновался. Оглянулся. Старушка стучит лбом об пол каменный. Вспомнилась почему-то сестра Верочка, ударяющая руками по клавишам. Вот так, совсем как старушка головой. О чем она молится. Интересно — подойти — спросить. Синий туман ладана. И свечи желтые, желтые, и голос проникающий:
— Господи, помолимся, Господи, помолимся.
— В Петербург едете?
— Еду и скоро.
— Ну, что же, пора уже. Я тоже собираюсь скоро. — Траферетов чертит на песке имя чье-то палочкой, даже не имя, а просто так буквы начальные С. Б. С Б.
— Что значит С. Б.? — Борик спокойный. И спрашивает спокойно так, — С.Б.? С.Б.?
— Так. А, впрочем, может быть это что-нибудь и значит. Я не преднамеренно. — «Себя береги», может быть, а может быть и другое.
— Дайте палочку, я тоже напишу что-нибудь. Чтобы написать?
— Вы рисуете?
— Да, но не особенно. О.К.Я.Б.Л. — О, как я безумно люблю.
— Я не люблю шарады «Окябл», «окябл». Похоже на октябрь. Вы где в октябре будите?
— Борик молчит. Хочется ответить — где вы, но громко, умышленно позевывая:
— Должно — быть в Петербурге. — Так легче и спокойнее говорить, но этого мало.
— Боря, ты скоро уезжаешь?
— Да.
Но Верино лицо не печалится.
— Ты знаешь, Боря, я рада.
— Что?
— Что ты уезжаешь — я рада.
— Странно. Ведь ты едешь со мной.
— Нет. Я еду в Москву и не с тобой, а после.
— Что я сделал тебе нехорошего?
— Ты? Ничего. Только я не хочу тебе мешать жить, и вообще я нахожу это ужасным.
— Ужас. Ужас! Ты помнишь вокзал, когда я приезжал. Он был такой, как город завоеванный.
— Нет. Я не помню. Я ничего не помню.
Я бегу от этого. Бегу. Неужели ты не можешь понять? Ты такая умница.
— Ах, оставь эти слова. Комплиментами меня не купишь.
— Ах, что ты, я вовсе не хотел. — Боря вспыхивает.
На террасе осенний ветер поднимает занавески и хлопает ими о периллы. Вера сидит на качалке. Руки заложены за голову.
— Это не от меня, но во мне. Я ничего не могу сделать. Вот прежде, как Ангелу Хранителю молилась тебе, а теперь противно. Противно. И все.
(Пауза.)
— Вера. Ты говорила с мамой?
