— Есть объявить, — уходя, вяло отозвался кок.
Ершов снял крышку с судка. Ага, оленьи языки. От такого не откажешься. Подцепив вилкой один язык, он перекинул его на тарелочку. Нет, недаром считается что оленьи языки — пища богов. Как-то в «Огоньке» он читал, что на Аляске убивали тысячи оленей, бросали туши в тундре на растерзание волкам, а языки отправляли самолетами к столу королей бизнеса. В самых фешенебельных ресторанах Нью-Йорка и Вашингтона оленьи языки — редкость в меню.
«Подлая аристократия, — рассуждал Ершов, с наслаждением пережевывая мягкие кусочки ароматного мяса — Понимает толк в деликатесах».
Да так куда ему, собственно, направить сейчас стопы на аэродром, в правление? И прилетела ли она вообще? Пожалуй, прилетела: самолеты, как правило, приходят в первой половине дня. Сейчас пятнадцать двенадцатого. Что ж, сперва можно заглянуть в правление. Если ее нет, тогда — на аэродром.
Ершов вышел на палубу.
«Вот это погодка!» — обрадовался он взбунтовавшейся вдруг природе.
У трапа, прижавшись к палубной надстройке, притопывал ногами вахтенный матрос.
Ершов подошел к вахтенному, достал сигареты.
— Закуришь?
— Спасибо. Только что бросил.
Спички гасли одна за другой. Так и не прикурив, Ершов спрятал в карман пачку.
— Зря вы, товарищ старпом, идете, — сказал вахтенный — Задуло-то не на шутку.
— Ерунда! — ответил Ершов. На всякий случаи он отвернул уши шапки, завязал их у подбородка. Спросил: — Стармех вернулся?
— Вернулся. Две нерпы притащил.
— Ну добро, — кивнул Ершов, берясь за поручни трапа. И уже через плечо бросил: — Если заночую в поселке, тревоги не поднимайте.
С каждой минутой идти становилось труднее. Ветер настолько осатанел, что то и дело сталкивал Ершова с тропинки. Тропинку быстро заметало. Вскоре она вовсе исчезла под снегом. Но ветер дул в спину и заставлял чуть ли не бегом двигаться вперед.
«Врешь, дойду, — мысленно твердил Ершов. — Два километра по льду, а там — поселок…»
Вокруг Ершова все гудело, пело, клокотало. Теперь он шел, не видя по сути, куда идет. У одного из торосов он остановился. Держась руками за скользкую глыбу льда, перевел дыхание. Вдруг услышал резкий, как выстрел, треск. Лед раскололся в двух шагах от него. В узкой расщелине кипела черная вода, выплескивалась на лед.
«Какого черта я тащусь? — зло подумал Ершов. — Куда тащусь?..»
Он оглянулся назад. Что-то большое, черное мелькало в перекатах снежных волн. Конечно же, корабль! Выходит, он не так уже далеко отошел от него.
