Хозяин лавки оглянулся на тоненькую ширму, отделявшую прилавок от задней комнаты.
— Милорд, у меня работает много девушек, все они шьют для мастерской. Мои работницы приходят, получают материал, а затем уносят домой шить и возвращают уже готовые перчатки. Я даже не всегда знаю, как их зовут.
— Но эту-то девушку вы должны были запомнить… Черные волосы, мраморно-белая кожа, а глаза, как ночное небо, и пухлые, мягкие губы.
— Милорд, я женатый человек.
Макс вспыхнул.
— Я считаю, просто, чтобы запомнить такую девушку, не обязательно знать ее имя.
Хозяин «Золотой перчатки» пожал плечами.
— Мне очень жаль, но больше я вам ничем помочь не могу. — Жестом руки он указал на прилавок: — Могу предложить богатый выбор перчаток. Есть перчатки во французском стиле.
Виолетта, загипнотизированная близостью Макса, вплотную прижалась к занавешенному проходу. В щелочку между стеной и занавеской ей было прекрасно видно Макса, и от его вида у нее перехватило дыхание. Он пришел ради нее. В ее воображении он пришел сюда, потому что любил ее и мог бы перевернуть весь мир, чтобы найти ее. На самом же деле, все могло быть так, как сказала та женщина, Каро; он искал ее лишь для каких-то своих целей. Значит, он заслуживал, чтобы ему солгали.
Виолетта за своей перегородкой прижалась к стене. Макс обманул ее, он неплохо сыграл свою роль. Теперь она никогда не поверит ему. Никогда.
Пока она так тайно наблюдала за Максом, он вынул из пальто лайковую белую перчатку, которую она потеряла в его доме. Сердце Виолетты обливалось кровью, когда ей пришлось в спешке оставить ее там.
Но Макс нашел ее, этот кусочек прошлого. Какая ирония судьбы! У них обоих было теперь по перчатке.
Он держал ее в руке, мягко разглаживая.
— Это… видите ли… это ее. Она принадлежит девушке, которую вы посылали в наш дом… Вы знаете ее. Вы должны. Ведь кто-то должен же…
Саймон взял перчатку и внимательно рассмотрел ее.
— Простите мне мои слова, милорд, но эта перчатка мне не знакома. Вам, наверное, следует обратиться в другой магазин.
Когда он протягивал Максу перчатку, Виолетта затаила дыхание, боясь, что может не удержаться и броситься в объятия Макса, и тем самым выдаст себя.
Она не могла позволить себе поднять на него глаза. Они все еще стояли обнявшись, а их дыхание сливалось воедино. Наконец стук подков стих вдали, и они остались одни, освещенные лунным светом. Было слышно, как волны внизу разбиваются с шумом о скалы. В эту минуту из всех звуков для них существовал лишь шум прибоя и биение сердца. До наступления рассвета оставалось еще несколько часов.
