День исполнения желаний | страница 18

— У меня тоже есть тайна, которую я никогда тебе не рассказывал, — вдруг выпалил я.

Татарские глаза Менделя загорелись лукавством.

— Какая еще тайна?

Мендель притворно ухмыльнулся и словно подмигнул кому-то невидимому.

— Я знаю Каббалу! — прошептал я.

Глаза Менделя сузились и превратились в щелочки.

— Ты? Откуда тебе знать ее?

— Меня отец учит.

— Разве разрешается учить мальчишку Каббале?

— Я не такой, как другие мальчишки.

— Да ну!.. И чему же ты научился?

— Я могу сотворить голубей. Могу сделать так, что из стены польется вино. А могу прочесть заклинание и взлететь под небеса.

— А еще что?

— Могу шагать семимильными шагами.

— А еще?

— Могу стать невидимым. И могу превращать обыкновенные камни в жемчужины.

Мендель принялся крутить свой пейс. Мои пейсы вечно были растрепаны, зато у него всегда были плотно скручены, словно два маленьких рога.

— Будь это все правдой, ты бы денег имел больше самого большого богача в мире.

— Верно.

— Так почему у тебя их нет?

— Нельзя использовать Каббалу ради собственной выгоды. Это очень опасно. Есть такое заклинание — скажешь его, и небо станет багровым, как огонь, море вспенится, а волны поднимутся до самых небес. И звери утонут, дома разрушатся, разверзнется бездна, и весь мир погрузиться во мрак.

— И что же это за заклинание?

— Ты хочешь, чтобы я разрушил весь мир?

— Н-нет.

— Вот вырасту и получу позволение от пророка Илии улететь в Святую Землю. Стану жить там в развалинах и поджидать Мессию.

Мендель опустил голову. Он подобрал листок бумаги, валявшийся на земле, и стал складывать из него голубя. Я ждал, что он засыплет меня вопросами, но он упорно молчал. Пожалуй, я слишком расхвастался. Но Мендель сам виноват. Разве не он подначивал меня к бахвальству? Теперь я уже боялся сказанных слов: всем известно — с Каббалой шутки плохи. Не ровен час начнут сниться всякие кошмары.

— Мендель, мне домой пора, — сказал я.

— Хорошо, идем.

Мы направились к воротам, которые выходили на Мировскую улицу. Но теперь мы уже не обнимали друг друга за плечи, а шли врозь. Наш разговор не сблизил нас, а, наоборот, отдалил. Почему так вышло? Я вдруг заметил, что одежда Менделя совсем ветхая и рваная. Левый ботинок просит каши, и из щели, как из пасти, торчат старые гвозди. Мы вышли на Мировскую улицу, повсюду валялся лошадиный навоз, солома, выпавшая из крестьянских телег, гнилые фрукты, выброшенные торговцами. Между двумя городскими рынками стояло здание фабрики, на которой делали лед. Хотя еще не стемнело, на фабрике горел электрический свет. Быстро вращались колеса, двигались кожаные ремни конвейера, зажигались и гасли сигнальные лампочки. Но людей видно не было. Только слышались жуткие звуки. Сквозь решетку под ногами мы могли видеть стоявшие в подвале баки с водой, которая потом превращалась в лед. Мы с Менделем немного поглазели на эти чудеса, а потом пошли дальше.