Вывалилась наконец из берестяного ведерка узелок-тряпица. Развязал ее поспешно Тренька и глаза вытаращил.
Нет в ней никаких денег. Звякнули обгорелые тяжелые черные палочки, должно железные. И все тут. Ничего больше нет.
- Как же так?! - заволновался Тренька. - Не может того быть! Кто ж такое будет в землю закапывать?
В яму опять полез. На манер Урвана стал землю рыть.
Что толку? Пусто в яме. Нету денег.
Плакать впору Треньке. Клад нашел, а в нем вместо денег - железки черные, обгорелые. Не обидно ли?
А Урван знай себе вертится под ногами, хвостом дружелюбно виляет.
- Эх, пес! - с сожалением молвил Тренька. - Глупый ты. Что тебе стоило настоящий клад найти, с деньгами? Не нужны мне твои железки.
Гляди вот!
Размахнулся Тренька и одну за другой те палочки в речку - бултых, бултых! - покидал.
Заскулил Урван, точно жалко ему было, что Тренька так обошелся с его находкой.
- Ладно уж, - смилостивился Тренька. - Одну, так и быть,оставлю.
Может, дядька Никола из нее ножик сделает. Только навряд ли...
Глава 14
ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН
За долгую отлучку на старое городище Тренька, по Филькиному навету, был бит на конюшне кнутом.
Злодей Филька, глядя, как порют провинившегося псаренка, приговаривал:
- Так его! Так! Покрепче! Чтоб всю жизнь помнил!
Тренька, стиснув зубы, молчком лежал. Не услышали на этот раз от него ни единого жалобного слова.
Началась у Треньки опять жизнь на псарне, какой ни одна собака не захочет.
Вставал Тренька затемно, до солнца. Ложился, когда на небе звезды загорались. А коли ночь выдавалась светлая, лунная, давал Филька урок иногда и на ночь.
Про березовый туесок Тренька, понятно, забыл. Не до того сделалось.
И ту единую палочку-брусочек, черную, словно в пожаре побывавшую, не показал даже, как сперва хотел, дядьке Николе.
Редко теперь удавалось Треньке сбегать к мамке. А когда случалось такое, мамка каждый раз в слезы:
- Господи, на кого похож стал? Кожа да кости остались...
Треньке, на мать и других глядя, самому впору плакать. Непомерной тяжестью легла скупая запущенная землица на Тренькниу родню. Одна лошаденка на два двора, да такая старая и тихая, того гляди, прямо на поле и околеет. А приказчик Трофим что ни день требует:
- На барский покос всем выйти.
Или:
- Копнить сено пора.
А то:
- Берите-ка, бабы, серпы. Господская рожь поспела. Жать надобно!
И как спорить? У Трофима на все один сказ:
- Лошаденкой господской пользуетесь? Стало быть, барщину отбывать надо.
