«Я оказался здесь в начале зимы. Воздух трещал от мороза, корабль и весь фьорд были окутаны туманом, а во время снежных штормов ветер свистел в снастях и антеннах. Это было время холодов и серого неба, потом пришла весна, и корабль получил возможность изредка совершать короткие выходы в море. Мы, конечно, мечтали о настоящем, длительном плавании, тем более что находились в Атлантике, но наступил май, а вместе с ним появилась и ты — моя дорогая девочка».
Как было сказано выше, переписка между юным Мюльхом и ученицей ювелира Гертрудой Дамаски, жившей в его родном городе Гисене, началась случайно — в виде обычного письма, адресованного неизвестному моряку.
«Одна из подружек попросила меня написать письмо. У меня не было никакой конкретной причины, чтобы его писать, я не упоминала ни о планах, ни о каких-либо желаниях; я просто считала своим долгом сделать так, чтобы кто-то из находившихся на фронте почувствовал домашнее тепло»,
— говорила Гертруда.
За первым письмом последовало много других писем. В июле 1943 года Генриху предоставили отпуск. На автобусе он доехал до Альтейдера, после чего ему предстояло совершить длительное путешествие на юг через Норвегию и Данию. Гертруда вспоминает:
«Вдруг я обратила внимание на высокого моряка, стоявшего на противоположной стороне улицы. Ювелир сказал мне, что я должна запомнить этот день. Я в общем-то не знала, что мне делать, но парень был красивый. Меня била дрожь, атмосфера казалась наэлектризованной. Я пригласила его домой, чтобы познакомить с семьей. После этого мы старались быть вместе как можно больше».
Август оказался замечательным временем для них обоих. Они вместе проводили длинные, напоенные ароматами вечера и гуляли, держась за руки. Постепенно, в ходе нескончаемых и все более доверительных разговоров, возникло чувство взаимной любви. И, если вокруг никого не было, они украдкой целовались и прижимались друг к другу:
«Что-то произошло между нами за эти четыре недели. Возникло ощущение интимности и нежности. Мы могли разговаривать буквально на любую тему. Я до сих пор ясно помню день, когда мы провожали его на станции. Там были также его мать и сестра. Он отвел меня в сторону и сказал: „Ты сильная. Ты не должна плакать“. Они все говорили: „Гертруда, ты сильная“. А я и была сильной. Я сдерживала слезы, но внутри чувствовала себя совершенно опустошенной».
После возвращения из отпуска тон писем Генриха изменился.
«У меня тоже не было особых планов. Особых намерений тоже не было. Однако мы не рисковали и ничего не случилось! Меня никогда не смущали ни адмиралы, ни штабные офицеры, но почему я так неуверенно чувствовал себя, общаясь с твоими отцом и мачехой?.. Ты не представляешь, какой это был чудесный вечер, когда мы поцеловались в первый раз, у меня нет слов описать это волшебное ощущение… Ты принесла мне счастье, и когда мы расставались, было ужасно грустно… Я думаю о тебе, испытывая трепетное желание. Ты — моя вечная мечта».
