Сью Кэрол ненавидела мать Боба, эту самку скорпиона, той особой ненавистью, которую женщина может испытывать к своей свекрови из-за того, что та загубила мальчика, который вырос, чтобы стать ее супругом.
Женщина-паук то сюсюкала («Ну же, малыш, поцелуй, поцелуй свою мамочку!»), то огрызалась («Оставь меня в покое, не видишь, у меня мигрень?»). Вот поэтому Боб совершенно запутался и, уже став взрослым, по привычке исповедовал такую же любовь-ненависть, занимаясь сексом все с новыми и новыми женщинами, видимо, чтобы разобраться в этой путанице. Может быть, он искал свою Женщину-паука — такую, чтобы не сбрасывала его со своих коленей? Но особенно ужасно мать Боба вела себя, когда дело касалось денег. Она унаследовала миллионы, но всегда держала при себе только маленькую блестящую сумочку из паучьей… то есть змеиной… кожи (размером с пачку бумажных салфеток), словно иллюстрируя свою любимую фразу: «У меня просто нет к ним доступа, милый. Ты уж лучше попробуй заработать сам». Ее дочь Дафна, сестра Боба, находилась в психиатрической клинике. Время от времени ее выпускали, и она сразу же отправлялась в «Блумингдейлс» или «Бергдорфс» и совершала — по кредитной карточке — покупки на сотни тысяч долларов. Все вещи мать аккуратно возвращала в магазин, как возвращала и Дафну — в больницу «Силвер-Хилл», где ей назначали какое-нибудь новое лечение. «Деньги свели всю семейку с ума, — думала Сью Кэрол, — и все-таки это лучше, чем не иметь вообще ни гроша».
Сью Кэрол всегда предполагала, что на счету у Женщины-паука куча денег, а значит, когда-нибудь Бобу и его сестре тоже кое-что перепадет. Происходить из семьи с деньгами совсем не то же самое, что из семьи без денег: Боб казался более уверенным в себе, как будто у него есть невидимая подушка безопасности на случай, если он попадет в аварию.
Деньги.
Что ж, теперь им с Бобом предстоит развод, и перед Сью Кэрол встает вопрос: стоит ли ей претендовать на часть его денег или нет? В течение пятнадцати лет она была ему хорошей женой, так почему бы и нет? А что с квартирой? Может быть, спустя какое-то время заявить свои права на «11 H» («H», как в «hell»,[19] так она всегда объясняла разносчикам из тайского ресторана, когда заказывала лапшу)? Разве измена Боба дает ему право единолично владеть двухкомнатной квартирой с фиксированной квартплатой и видом (пусть и отдаленным) на Центральный парк, а также на кусочек реки? А встроенные шкафы, а кухня, отделанная мореной сосной (Сью Кэрол лично этим занималась)? А как насчет ее медных горшков, бразильской пальмы, дивана, покрытого старым лоскутным одеялом из Бутчер-Холлоу? Разве Сью Кэрол, как пострадавшая сторона, не может рассчитывать на компенсацию? Может быть, даже на алименты?
