О'Нил долго молчит. Наконец говорит:
- Еще зубы скалит, сволочь. "Ах, инспектор, - смеется, - давно не видались. Как поживаете?" Скрутил я его и в участок - решил, что он сбежал.
О'Нил умолкает, вытирает свою бычью шею платком.
- Ну! - торопим.
- Да все у него в порядке. Подал апелляцию, пересмотрели, - он машет рукой, - и выпустили под надзор. А поднадзорным в бары ходить не запрещается. - О'Нил помолчал. - Еще грозился жалобу подать - пока вел, я ему бока все-таки помял немного. Да не стал, сказал, что прощает меня по случаю старого знакомства. О'Нил замолчал теперь уже надолго, а мы стали возмущаться.
- Вот, - расшумелся Гонсалес, - мы, значит, жизнью рискуем, головы подставляем. Нас, как куропаток... А преступники, у кого кошелек потолще (а у кого из них тощий!), не успеешь оглянуться - и уже на свободе. И еще на нас же жалобы строчат.
Гонсалес продолжает возмущаться, а Джон-маленький, не прерывая свои гантельные упражнения, между двумя выдохами констатирует:
- Да... мы-то... всех защищаем... а вот нас... кто бы защитил... куда суд смотрит?..
Я отвечаю на его наивный вопрос.
- Туда смотрит, - говорю, - где больше дают. У кого карман пошире. Судьи, между прочим, тоже люди и хотят хорошие машины иметь и в горы ездить отдыхать. Ты видел, во Дворце правосудия стоит такая мраморная баба, глаза завязаны, а в руках весы, называется Фемида. Она, конечно, из-под повязки ничего не видит, но на какую чашу больше монет положили, очень даже ясно чувствует. Так что суду и смотреть не надо...
- Судьи, конечно, не рискуют, что их подстрелят, - говорит Джон-маленький, он спрятал гантели и завязывает галстук, - но все же я бы тех, кто стреляет в полицейских, судил построже.
- Самим надо судить, - неожиданно произносит О'Нил. - Других - пусть судьи. А если нашего тронут - наш суд и должен быть.
- Ну, этого никто не разрешит, - говорит Джон-маленький, - есть закон, там все определено, чем нам заниматься, чем прокуратуре, чем суду. Но за нападение на полицию необходимо строже карать, это верно.
О'Нил осуждающе смотрит на него.
- Эх ты, сосунок, - роняет. - Ничего, есть среди нашего брата поумней, кто знает, что делать.
- А что? - взрывается Гонсалес. - Я бы...
- Когда поумнеете, поймете. - О'Нил окидывает нас презрительным взглядом и выходит из комнаты.
- Один генерал, - начинает Гонсалес, - привез сына к священнику, чтобы тот его умнее сделал. Приезжает через год...
Но мы не слушаем. Пора на обед.
