А ручеек с виду невинен — низенькие топкие берега в осоке, кой-где от несильного течения покачивается лист кувшинки, кусты полощут свои ветки в воде, ни рыбьего всплеска, ни бурления — пустыня, да и только.
Мне надоедает махать удочкой на одном месте, но и боязно покидать его: вдруг да следующая заводь окажется не такой удачливой? Мои друзья ушли вперед, они молчат, они заняты, они углублены в дело.
Как много времени уходит на то, чтобы надеть всех окуней, трепещущих под моими ногами, на длинный ивовый прут. Я поднимаю свой улов, рука ощущает благодатную тяжесть. Килограмм? Нет, пожалуй, поболее.
Делаю несколько шагов вперед, опускаю крючок… Окунек за окуньком, без промедления! Удача! Если сорвавшаяся с крючка рыбешка падает под ноги, я не поднимаю ее, не удостаиваю взглядом, не поправляю червя — некогда и незачем, все равно через секунду забьется на лесе новый окунь. Страсть и жадность охватывают меня — жадность к добыче, жадность к времени, каждая секунда на счету. Я уже не рыбак, я заготовитель.
Солнце спустилось за деревья. Тиха и непроницаемо равнодушна поверхность узенького ручейка. А под его покойной гладью, знаю, идет ожесточенная драка за вымоченный огрызок червя. Побеждает в этой драке сильнейший, его-то я и вытаскиваю на воздух.
У меня уже две увесистые связки окуней, возле ног выплясывают кандидаты на третью… Не одна уха, а пять, шесть только у меня одного, ухой бы я теперь в состоянии накормить целый взвод, роту солдат. Зачем мне столько рыбы? Но я ловлю, я отмахиваюсь от всех сомнений, я никак не могу насытиться ощущением трепещущей добычи на тонкой леске.
Солнце совсем село. Из лесной чащи на полянку неприметно ползет темнота. Серый туман цепляется за жесткую щетину лесного лужка, с мягким коварством обнимает тощий стожок сена. Тишина, птицы перестали шевелиться в кустах. А окуньки продолжают все так же неистово драться за драгоценный огрызок вылинявшего червяка, насаженного на грубый ржавый крючок.
Всему есть предел. Моя ненасытность проходит. Все с большим и большим равнодушием я таскаю рыбешек. Не пора ли закругляться?.. Слышу голоса товарищей, тоже уже пресыщенных ловлей. Баста!
Увешанные рыбой, мы двигаемся к Тесовому озеру следом за Иваном Васильевичем. Тропинка идет по трясине, то одна, то другая нога проваливается, мы никак не можем управиться с ними, а Иван Васильевич уже далеко впереди. Для него и трясина не трясина, идет, как Христос, — по воде, яко по суху.
