— Позлить хотела.
— Да меня злить — себя не уважать. Меня добрым вообще никто не видел. Не-ет, тут другое. Какие еще будут мысли, а, психолог?
Ухмыляясь, он тычет в пульт толстым пальцем. Моторчики начинают жужжать. Мой позвоночник выгибается, голова запрокидывается назад.
— Херня какая-то, — бормочет Виктор. — Так я тебя не вижу. Как обратно сделать?
— На стрелочку нажать, — говорю я. — Чтоб зеленая замигала.
Кое-как меня возвращают в нормальное положение.
— «Айфон», бля, — радуется гость. — Все на сенсорах. Камеры не хватает. Или и камера есть где-нибудь? Потом извращенцам видео продавать, а? Ох, Артемий…
Я не слушаю его. Что-то промелькнуло у меня в мозгу, пока позвоночник гнулся на дыбе. Что-то невообразимо страшное, и всего лишь на мгновение. Мне нужно ухватить этот нерв, этот обрывок чужой жизни, и тогда, может быть…
— Почему у вас детей нет? — спрашиваю я вдруг.
Виктор медленно кладет пульт на стол. Его глаза становятся мертвыми.
— Вот оно что, — говорит он. — Ну… тут есть сразу несколько ответов. Тебе какой надо?
— Мне это не нужно, — я даже удивляюсь своей смелости. — Это вам нужно.
Он пожимает плечами: аргумент принят.
— Ну что же, — говорит он, невесело усмехаясь. — Раз хочешь знать — рассказываю. Первый раз, когда она забл…довала, я ей простил. Она что-то мне втирала — корпоратив, по пьяни, и все такое.
Виктор водит мутным взглядом по стенам, избегая меня.
— Ладно. Корпоратив. Это мы понять можем. Я эту бл…дскую корпорацию подразогнал потом, ну да это дело другое. Второй раз она загуляла, пока я в отъезде был два месяца. Вот тогда я ей вломил не по-детски. Жили долго отдельно. Потом помирились. А раз на третий… или уж я не считал, на какой…
Его глаза наконец останавливаются на мне, будто узнают заново. Он еле заметно улыбается, и от этого еще страшнее.
— На этот раз все было серьезно. Она мне сообщила, что беременна. Ага, сказал я. Думаешь, я тебя так отпущу? Вот уж нет. И вот так получилось… — он глядит на свои кулаки — большие, безволосые. — И вот так вышло, что пришлось ей кесарево делать. Иначе сепсис, и конец всему. Понимаешь, как это происходит?
Я прикрываю глаза.
— А вы точно знали, что ребенок не от вас? — спрашиваю я. Ответ мне известен. Но это все равно как последняя соломинка, которую мы находим, — только вот кто будет за нее хвататься, он или я?
— Точно знал, — говорит Виктор глухо. — Точнее не бывает. Это вторая часть ответа.
Соломинка обламывается. То, что он скажет, я уже знаю. Именно это я и видел. Хотя в пыточном кресле я, а не он. Я хочу, чтобы он замолчал, но он продолжает:
