Я держу его на руках, невесомого, пока мать отмывает обтянутый сморщенной кожей скелетик от засохшего дерьма и мочи.
Валя беззвучно плачет. Оказывается, чувство стыда доступно и умирающему.
Еще совсем недавно он сиял:
— Саш, это несложно — раковые клетки гибнут при высокой температуре.
Я догнал до сорока двух градусов и держался полдня. Все. Они сгорели.
Химик от бога. Запускал заводы по производству перекиси водорода. Сам проектировал. Звезда ГИПХа. Он и со своей страшной болезнью боролся как ученый. Хотел переиграть… Куда там. Я потом прочитал, что раковые клетки гибнут при сорока трех с половиной градусах. Да и он знал. Не мог не знать. Он хотел обмануть смерть. А она отрывала от него здоровенные куски. Сначала одно легкое, потом две трети второго. Потом ударила по ногам, по желудку, почкам, печени… По всему. Мстила за годы разухабистого, но веселого и добродушного пьянства. Мстила за жизнелюбие книголюба, не желавшего заботиться о бренном теле. Вот по телу и шарахнула. Оставив ясный ум. До последних минут.
***
— Иди-ка ты на экономический.
Валя смотрит на меня своими лукавыми добрыми глазами.
— Господи. А туда-то с какого?..
— Дурак ты, Сашка. Сейчас не поймешь. Да и не надо тебе сейчас понимать. Университет даст тебе такую базу, с которой ты потом все сможешь. Институт — он для прикладников. Ты же ни черта не знаешь, кем хочешь быть. Ведь так?..
Возразить нечего. Я только что последовательно забрал документы из инженерно-строительного и текстильного. С неявными мечтами стать архитектором или модельером не суждено.
— Да, Валентин Сергеич. Да. Наверное, правы вы…
Я совершенно не уверен в его правоте. Но я устал. И готов на его выбор. Не свой. Его.
— Правы…
***
На поминки мы с мамой идти отказываемся. Зная, что все его коллеги по работе будут смотреть за маминой реакцией, реакцией самого близкого ему человека, эта сучка, Валина жена, буквально на коленях умоляла ее ничего никому не рассказывать. Мама так и простояла, не проронив и слова. Никому. И только сжимала до боли мою руку. Я же готов был заорать на весь этот благостный хор, на все эти “смерть вырвала из наших рядов” и “на кого ты нас оставил”… Но молчал. Дал ей слово.
— Саша. Они бросили его все. Все. Давно. Кому ты и что скажешь? Ему уже все равно.
Мы сидели на нашей кухне и поминали человека, светлей которого еще поискать. Прощались с Валей, которому жизнь отпустила всего полтинник.
***
Руки у Юры мягкие, но сильные. Уткнувшись мордой в топчан, чувствую уверенное напряжение его пальцев, танцующих на моих позвонках.
