Пляска Чингиз-Хаима | страница 103
У меня было впечатление, что Флориан начинает что-то подозревать. Он смотрел на меня очень и очень внимательно. Но если он надеется, что я буду разгуливать у них на глазах в терновом венце на голове и со всеми ранами от гвоздей, то он явно рехнулся. Если бы они увидели меня в таком виде, то тут же водрузили бы на приличествующее мне орудие казни.
Флориан пребывал в некоторой нерешительности. Он облизнул пересохшие губы. Да, есть все основания беспокоиться. Во-первых, он не получил никаких распоряжений. Во-вторых, не способен допустить, что я, если это только действительно я, до сих пор влюблен в Лили. Он четко знает, что на моем месте он бы жестоко ненавидел ее. И не только за то, что она проделала со мной две тысячи лет назад, сколько за то, что она продолжала делать после.
Он повернулся к Лили. У нее на губах играет обольстительная улыбка. Она все вспомнила, тут уж нет никаких сомнений. Флориан снова глянул на меня. Я постарался принять таинственный вид.
Флориан обеспокоен до такой степени, что, когда раздался голос Лили, он вздрогнул.
— Флориан, я была безумно взволнована. Нет, правда. Ну, почти. Впервые я что-то почувствовала. И тем не менее чего-то не хватало…
— Что? — нервно отозвался Флориан. — Чего тебе не хватало?
— Не знаю. Какой-то малости.
Она прищелкнула пальцами. Ну вот, вспомнила.
— А, теперь знаю. Слишком все это было недолго. Очень скоро закончилось. Они проделали все это слишком быстро, слишком стремительно.
Из побелевшего носа Флориана вырывалось возмущенное сопение. Он до того разъярен, что прохладный сквознячок, исходящий от него, превратился в леденящий ветер.
— Лили, я действительно рассержусь…
Я попытался успокоить его:
— Не стоит. В чем-то она права. Я оставался на кресте лишь два дня. Всего ничего.
— Он был так прекрасен!
Она на секунду задумалась. На губах ее появилась хитроватая улыбка.
— Флориан.
— Ну что еще?
Капризным, но в то же время требовательным тоном она произносит:
— Я снова хочу.
Мне показалось, что в глазах Флориана мелькнул ужас.
— Флориан, то Распятие было просто великолепно. Я хочу еще одно такое же.
— Ч-ч-что?
— Я хочу еще одно такое же.
Флориан от удивления разинул рот, и это оказалась такая огромная пасть, что, право, я даже подумал, будто передо мной сам Александр Македонский.
— Лили, это невозможно! Я… я тебя не слышал. Годы мои такие, что я стал глуховат.
— Это все матери, которые своим воплями повредили вам слух, — успокоил я его. — Шум, знаете ли, очень вреден.