Ш. Вас не волновало то обстоятельство, что так долго пришлось ждать возможности выполнить свою миссию? Вы ведь отдавали себе отчет в том, что здесь, в Варшаве, о вас беспокоятся?
Ч. Конечно, но нужны были крепкие нервы и большая выдержка. Я поддерживал связь с Центром, но это не могло снять моих сомнений и растущей тревоги. И дело тут не только в ожидании, но и в том, с чем я повседневно сталкивался. Я говорю о людях, у которых нет никаких целей, а лишь сплошные страдания и разочарования. В охранной роте я увидел другую разновидность все той же самой нищеты и безысходности. Там я встретил людей, которые с самого окончания войны еще не выходили за пределы казарм. Это звучит неправдоподобно, но это факт. Охранники не имеют гражданского платья, так как заработок систематически пропивают в солдатских буфетах. Некоторые даже не получают жалованья, они отдают доверенность буфету на получение своих денег. Солдат охранной роты получает обмундирование и питание, а также койку в казарме. Повторяю; все, что я увидел в центре Европы спустя двадцать с лишним лет после войны, кажется неправдоподобным. Но это действительно так, и об этом должны знать все.
Ш. Несмотря на все это, вы должны были «держаться», то есть жить двойной жизнью: с одной стороны, вести себя как эмигрант, который не поддается судьбе, а с другой — прилагать все усилия, чтобы выполнить конкретное опасное задание?
Ч. Конечно, я пережил немало горьких минут. Донимало одиночество ну и тяжелые условия, которые многих надламывали. Если бы я обратился за помощью, Центр наверняка бы помог мне в финансовом отношении. Тогда легче было бы выносить судьбу эмигранта, но в этом случае мне угрожала бы серьезная опасность — подозрение и недоверие. Поэтому я вынужден был жить так же, как и все окружавшие меня люди, делить с ними все трудности и быть одним из них. Это, конечно, стоило больших усилий, иногда очень больших. В Штейерберге я был охранником. Как и другие, ежемесячно получал на руки 320 марок. У меня была койка в солдатской казарме, я нес вахту, пил в баре, играл в карты, то есть жил, как и все там. И так долгих десять месяцев я был охранником в чужой армии и в чужой стране.
