Дрожащими от радости руками Олави вытащил бумажку и развернул ее. На крошечном обрывке торопливым неумелым почерком было написано:
«Теперь я знаю, что значит тосковать. Не забыл ли ты еще свою Гроздь рябины? Каждый вечер я засыпаю с мыслями о тебе».
Яблоко скатилось к Олави на колени, записка дрогнула у него в руках.
Потом он долго сидел у окна и смотрел в вечереющее небо. С неба падали крупные белые хлопья. Олави продолжал сидеть и тогда, когда за окном уже совсем стемнело. И хотя он уже ничего не мог разглядеть, он знал, что хлопья — крупные и белые — все еще продолжают падать.
На подоконнике цвели анютины глазки — на маленьком подоконнике в маленькой комнатушке.
Анютины глазки цветут весной и летом, а эти расцвели зимой.
— Я-то знаю, и вы сами знаете, почему цветете зимой, — задумчиво проговорила девушка. — Чтобы на его окне улыбалась радость.
Анютины глазки цветут всего несколько месяцев в году — эти же расцвели еще на рождество, цвели всю весну и теперь день ото дня становятся краше.
— Я-то знаю, да и вы сами знаете, сколько вы еще процветете. Вы расцвели тогда, когда я перенесла вас сюда из кухни, и отцветете, когда уйдет тот, на радость которому я вас сюда принесла.
Девушка все ниже наклонялась над цветами.
— У меня только один цветок такой красивый и нежный, — шептала она, ласково касаясь губами только что распустившихся розоватых лепестков.
«У тебя только один друг — такой хороший и нежный!» — улыбались ей в ответ цветы, кивая в сторону двора.
Мимо окна скользнул стройный лыжник. Шапка его была сдвинута на затылок, за спиной болталась котомка.
— Наконец-то! — воскликнула девушка и побежала на крыльцо через кухню и сени.
— Здравствуй, Анютин глазок! — шепнул ей чуть слышно лыжник. Глаза его сияли радостью.
Девушка кивнула.
Юноша прислонил лыжи с палками к стене амбара, взбежал на крыльцо и встал перед ней.
— Здравствуй! — повторил он снова, смеясь и прикладывая холодные руки к ее щекам.
— Ну, ну! — засмеялась она в ответ и схватилась обеими руками за его запястья. — Я так тебя ждала! Мать ушла в деревню, мужчины еще долго пробудут в лесу.
— А ты была одна и отчаянно трусила, — рассмеялся лыжник, продолжая держать ее за щеки и осторожно подталкивая назад к порогу.
Они вошли в кухню, лыжник заглянул оттуда в свою каморку и повесил котомку на гвоздь.
— Угадай, о чем я думал, когда бежал домой на лыжах? — спросил он, возвращаясь в кухню.
— Я не умею разгадывать твои загадки. О чем же ты думал?
