На том и распрощались. Они смогут не скоро, недели через две, но не в ее правилах было докучать детям.
Кончился отпуск, начались будни — но ее будни теперь не были заполнены делом и ничем не отличались от выходных, она не знала, чем насытить эту прорву свободного времени. Конечно, Елена Николаевна сходила несколько раз в театры — посмотрела спектакли, которые проходили в ее долгосрочной программе по списку обязательных культурных мероприятий. Посещала выставки, к счастью, по осени они открывались одна за другой. Много читала, навещала родственников и друзей. Но все это было приятным времяпрепровождением, не настоящей для нее жизнью. Родили бы ей дети внуков, все бы встало на свои места. И дело бы появилось, и смысл, и радость. Елена Николаевна давно поняла, что внуки ей нужны ничуть не меньше, чем дети, — только они и могли бы оправдать ее пребывание в этом мире, особенно сейчас, когда так много свободного времени и так много неизрасходованной любви, желания отдавать себя. Вот, оказывается, в чем ее проблема — за жизнь она не наработала достаточного количества эгоизма, который бы спас ее сейчас от одиночества, сделал бы сильной и самодостаточной. Не в том смысле, что ей скучно с собой, а в том, что ей мало только себя. Выходит, она — имя прилагательное, прилагательное к тем, кого любит. А любить-то ей по большому счету и некого… У детей своя жизнь, лучшее, что она может для них сделать, — не мешать. Жалела ли Елена Николаевна, что так резко — практически в одночасье — разрушила свою прошлую жизнь? Нет, не жалела — в ней не было радости, она измучила ее, иссушила душу. Пугало другое: ничто, которое пришло на смену тому, что было, и которое она так надеялась заполнить разумным и счастливым содержанием, заполнить ей ничем не удалось. Ничем достойным, в ее понимании. И Кирилл пропал, и где его искать — неизвестно. Жив ли?
В один из вечеров, каких в последние месяцы было много в ее жизни — пустых и скучных, раздался телефонный звонок.
— Здравствуйте, Елена Николаевна! — Голос был знакомый, но чей именно, она вспомнить не могла. — Это Сергей Ефимов, помните меня?
— Сережа! Конечно, помню. Рада тебя слышать, — она и в самом деле была рада. Елена Николаевна часто вспоминала тот их последний разговор с грустью, но и — что греха таить! — с гордостью. Хоть одному человеку, но она помогла — и литературу полюбить, и выбор сделать. А это немало — один человек! — Как твои дела? Ты поступил на филфак?
