Чернов вспомнил Щербинина, за которым они с Якой не раз бросались в атаку на беляков, и поежился под новым плащом: нынешний Щербинин, седой одноглазый старик, худой и сутулый, напомнил Марфу.
Жалко. Всех жалко. Кто так, кто этак, кто своей смертью — все равно жалко.
— Стой, кто идет?! — послышался дурашливый голос от забора пекарни.
Чернов вздрогнул от неожиданности, остановился, вглядываясь в тень у забора. Какой-нибудь парень подвыпил и орет, куражится. Ну так и есть, вон его как мотает по улице, бедолагу.
Через улицу, опустив голову и напряженно глядя под ноги, двигалась качающаяся фигура.
Нет, не парень, а вроде сам Веткин, колхозный председатель. Вечно вниз глядит, будто ищет чего. Минером всю войну был, привык, должно быть.
— Иван Кирилыч? — удивился Веткин, хватаясь руками за столб, возле которого встал на свету Чернов. — Ах, это Иван Кирилыч, прости, что спутал! — Он оттолкнулся от столба, расставил длинные ноги пошире и стал застегивать серый замызганный плащ с темными пятнами мазута. Сто лет, поди, этому плащу, довоенного выпуска, а все носит.
Веткин утвердился на ногах ненадежно, его пошатывало, руки шарили по плащу, не находя пуговиц.
— Ладно, — сказал он, опуская длинные руки. — Не застегивается, и не надо. Ты поймешь и простишь. Простишь ведь, а?
— Со всяким бывает, — сказал Чернов выжидательно.
— Молодец! — сказал Веткин. — Я знал, что ты поймешь и простишь, ты добрый. Добрый га, а?
— Не злой, — сказал Чернов.
— Добрый. — Веткин придержался рукой за столб и перестал покачиваться. — А скажи мне, добрый челаэк, зачем ты за меня голосовал? Ты меня любишь, да?
— Ты не девка, — сказал Чернов, думая, как бы скорей от него отвязаться. Дежурная свинарка, поди, ругается, а тут стой, слушай пьяного. — Любовь здесь ни при чем, товарищ Веткин.
— Та-аварищ! Зачем же ты меня выбирал, если я «таварищ» и ты меня не любишь? — Веткин распахнул плащ, на груди вспыхнула, качаясь, желтая звездочка. — Смотри: перед тобой председатель родного, но брошенного тобой колхоза, твой избранник, бывший начальник и слуга товарищ Веткин! И ты знал, что он пьяница и никакой не председатель, а бывший инженер, бывший подрывник и минер, гвардии лейтенант, тоже бывший.
— Понятно, — вздохнул Чернов. Хуже нет говорить с начальством, когда оно не в себе. А когда оно в себе, бог знает.
— Ничего тебе не понятно! Добрый ты слишком, хитрый: всех вроде понимаешь и на всех тебе наплевать. Ты думаешь, выбрал меня и райкому услугу оказал, а мне доверие, да?
