— Бабушка… — вскрикнул Улугбек.
Биби-ханым расширившимися глазами смотрела на появившееся около беседки чудовище. Человекоподобная тварь была трех аршин росту и вся покрыта потрескавшейся охряного цвета коростой и кровью. Услышав визг рабынь, чудище повернулось, и Биби-ханым увидела остекленевшие круглые глаза, горящие адским зеленым пламенем.
Рабыни завизжали еще громче и забились в дальний угол беседки. Лишь персиянка бросила най и подползла к Биби-ханым, прошептав: “Я здесь, моя госпожа”.
Чудовище отвернулось и, как завороженное, уставилось на фонтан, в струях которого беззаботно прыгали деревянные, расписанные красным и золотом шары. Оно сделало нерешительный шаг в сторону фонтана и вдруг вновь остановилось, на этот раз привлеченное расписанными в яркие краски стенами дворца.
На дорожке появились двое нукеров охраны. Один размахнулся и метнул копье. Чудовище словно очнулось от спячки и ловко увернулось. Рабыни вновь зашлись заполошными криками: копье с треском впилось в столб беседки.
Тварь, прихрамывая, быстро двинулась навстречу нукерам. Извернулась, уходя от удара меча, и влепила хлесткую оплеуху метнувшему копье нукеру. Тот завертелся волчком, рухнул и застыл. Второй напал на чудовище, гоня его копьем. Тварь отступала, уходя от удара, а затем изловчилась, перехватила копье и выдернула из рук — нукер не удержал равновесия, его по инерции кинуло на тварь, а та наградила воина стремительным, встречным тычком широкой ладони в лоб. От удара нукер покатился кубарем. Перевернувшись два раза, он остался лежать.
Чудовище отбросило копье в сторону и медленно пошло к беседке.
Биби-ханым замерла. Деваться было некуда: кругом живая изгородь, а единственный путь к бегству перекрывает ужасная тварь.
— Бабушка! — дико завизжал Улугбек.
Он вскочил на ноги, выхватил из ножен на поясе кинжал и с сиплым визгом кинулся на дэва.
Крик застрял в горле у Биби-ханым. Она беспомощным жестом подняла руку ко рту.
* * *
Дмитрий не помнил, как сюда попал. Он вообще ничего не помнил — с того момента, как… Он даже не мог вспомнить, с какого именно момента. В памяти всплывали какие-то перекошенные рожи. И еще — чувство беспросветного тоскливого отчаяния, которое гнало его куда-то, а куда — он тоже не знал.
К нему приближался исходящий сиплым визгом маленький комок. “Ребенок. И очень испуган”, — мелькнуло в сумеречном сознании.
Дмитрий легко ушел от кинжала. Малыш потерял равновесие и стал падать, но Дмитрий не дал — подхватил. Тот отчаянно забился и вдруг обмяк, выронив кинжал. Дмитрий узнал пацана — тот самый, что убежал от него, бросив свой тазик.
