Я бы мог добавить, что одинок, и ты бы смягчилась, прочитав это признание, но тогда я солгал бы, поэтому скажу по-другому: мое сердце – остров в холодном озере. Когда озеро замерзает, ты можешь подойти к острову, но рискуешь оттуда не выбраться, поскольку он представляет собой враждебную пустыню, где обитают василиски, а вовсе не лесную опушку, на которой пасутся единороги. Я не могу тратить время на то, чтобы соблазнять девственниц, Виоланта.
Но Гален [28] утверждает, что сердце – всего-навсего кузнечные мехи, заставляющие кровь циркулировать по телу, а он знает, ведь он был солдатским врачом. Если это так, спрашиваю я себя, то кто раздувает мехи? Бог? Моя собственная воля? Или какая-то сила, слепая, глухая, немая и неразумная, которая делает василисков василисками и единорогов единорогами и удерживает планеты на своих местах. Вот какую истину стоило бы узнать.
Сколькими вещами может заняться человек, если доживает до взрослых лет. Тебе известно, что два года назад в университете Болоньи был один немец, учивший, что Земля вращается вокруг солнца? Интересное предположение. Если мы не центр Вселенной, созданной Богом, то для чего мы здесь? Вероятно, мы всего лишь случайность, бросок небесной игральной кости. Как сказал Цезарь на берегу Рубикона, alea iacta est [29] . Мы сами творцы своей судьбы.
В наши дни Рубикон превратился в маленький ничтожный ручеек. Наверное, ты его даже не заметила, когда пересекала по пути на север. Но все-таки его пересекла, поэтому тоже бросила свой жребий.
Боюсь, это письмо не даст того результата, на который надеялась моя сестра, но я не могу сказать больше. Не люблю писать. Только взгляни на эту писанину; все перепутано, как неухоженная упряжь, все в пятнах, как плохо начерченная карта. Меня удовлетворяют лишь действия, которые нельзя истолковать двусмысленно. Призываю тебя обратить внимание на сам факт того, что я написал, а не на слова, какие разбросал по листу, как горсть насекомых, собранных натуралистом.
Правда заключается в том, что я не могу открыть тебе правды. Могу лишь сказать следующее: со всей честностью, на которую я способен и которую, по словам донны Лукреции, ты заслуживаешь, я не свободен, чтобы полюбить женщину, иначе этой женщиной была бы ты. Боюсь, однажды наступит день, и ты узнаешь почему.
Готовый к тем услугам, на которые я способен.
Валентино
Я ничего не поняла из этого письма. Он что, был пьян, когда его писал? Или болен, о чем он сам говорит? Почерк определенно изменился после вступительного абзаца, после пропуска между строками, где, как я подозревала, и находилось большинство ответов на вопросы. Почерк стал наклонный, менее аккуратный, Чезаре пропускал буквы, слова вообще не дописывал, будто рука спешила за мыслями.
