Хотя донна Лукреция перестала бредить и ждала, успокоившись, как ребенок, который знает, что нашалил, и теперь старается быть хорошим, пока слуги устраняли беспорядок в комнатах, ставили на место перевернутую мебель, вешали на окна шторы, остальное жгли на костре, разведенном рядом с навозной кучей позади конюшенного двора, всем было ясно, что она не в себе. На исповеди в герцогской часовне мадонна упала в обморок. Лекарь объявил, что у нее лихорадка, пустил хозяйке кровь и порекомендовал постельный режим, по крайней мере на неделю. Мадонна, однако, и слушать не хотела, настояв на немедленном возвращении в Феррару. Анджела наверняка рассказала ей о трениях между Ипполито и Джулио, поэтому пока ее муж находился в Милане при французском дворе и герцог Эрколе тоже отправился туда в ответ на захват Урбино, она вознамерилась укрепить свое положение герцогини.
– А если путешествие повредит ребенку, мадонна? – уговаривала я ее, руководя сборами в дорогу, пока она лежала на кровати с распухшими, как баклажаны, лодыжками, затянутыми в темные шелковые чулки.
– Если мне суждено потерять ребенка, то пусть это произойдет в Ферраре, – ответила она. – Я достаточно долго его вынашиваю, так что все узнают, что это был мальчик.
Погода переменилась. Серый свет едва пробивался сквозь моросящий дождик, как нельзя более подходящий к теперешнему ее настроению. Лицо донны Лукреции было бледным, вокруг рта пролегли глубокие морщины. Я редко видела ее отца без улыбки на лице, однако в минуты покоя он выглядел в точности как она – грузный и беспощадный, сентиментальный и без малейших угрызений совести. Я решила больше не отговаривать хозяйку. По той или иной причине Бог обязательно присмотрит за донной Лукрецией.
Глава 8 Феррара, август 1502
Ты моя первая, последняя и единственная любовь.
Все началось с хориста герцогской часовни. В день одного из многочисленных святых мы, исполняя свой долг, пришли на службу. Знай я заранее, во что выльется именно эта месса, наверное, запомнила бы имя святого, поставила бы свечи или назвала в честь него ребенка.
Но я знала лишь, что день выдался жаркий, и духота в часовне, пропитанной ладаном, стояла почти невыносимая. Мой веер, казалось, лишь повышал температуру, а не разгонял душный воздух. Точно так, помешивая в котле, мы выпускаем клубы пара. Я не представляла, как донна Лукреция умудрялась дышать сквозь густую вуаль, закрывавшую расцарапанное лицо. Я попыталась сосредоточиться на службе, но мое внимание привлекли темные пятна пота под мышками хормейстера – они то исчезали, то появлялись в такт мелодии, которой он дирижировал. А еще я смотрела на неподвижный столб пыли в луче света, что проник из окна часовни.
