Оказывается, Мюнхен практически забит немцами, и в вестибюле Кунст-театра тоже было полно немцев, которые стояли всюду и перед началом представления пили пиво и ели очень много репчатого лука с чесночной колбасой, и еще яйца, сваренные вкрутую, а потом опять пиво. Так что мне даже пришлось спросить мистера Споффарда, уверен ли он в том, что мы пришли именно в театр, потому что уж очень сильно пахло в вестибюле. Я имею в виду, что когда запах пива становится застарелым, он становится невыносимым. Но мистер Споффард, похоже, думал, что в вестибюле Кунст-театра пахнет не хуже, чем в любом другом месте Мюнхена. Ну и тут опять заговорила Дороти и сказала: «Вы можете говорить все, что хотите, о немцах, набитых искусством, но чем они действительно набиты — так это колбасой».
Ну и потом мы вошли в Кунст-театр. Но оказалось, что в самом Кунст-театре пахнет не лучше, чем в вестибюле. И оказалось, что весь Кунст-театр был в украшениях, похожих на требуху, которую развесили по стенам и позолотили. Вот только позолоты уже не было видно, потому что она была скрыта под толстым слоем пыли. Ну и Дороти огляделась вокруг и сказала, что уж если все это «kunst», то тюрьма в Нью-Джерси — это центр мирового искусства.
А потом началась «Кики», но оказалось, что это не та «Кики», которую играют у нас в Америке, потому что в этой «Кики» говорилось о большой немецкой семье, у которой, похоже, всегда все получалось. Но я хочу сказать, что, когда сцена постоянно заполнена двумя или тремя немецкими людьми и все они довольно крупных размеров, они действительно могут добиться чего угодно.
Дороти разговорилась с одним молодым джентльменом, который, похоже, был немецким джентльменом и который сидел позади нее и аплодировал артистам, как думала Дороти. Но оказалось, что он просто бил вареное яйцо о спинку ее кресла. Ну и оказалось, что он говорит по-английски, но с довольно сильным акцентом, наверное, с немецким. Ну и Дороти спросила у него, появилась ли уже Кики на сцене? И он сказал, что нет, но что она и в самом деле прекрасная немецкая актриса, которая приехала прямо из Берлина, и что мы обязательно должны дождаться, пока она не выйдет, даже если мы, похоже, ничего не понимаем.
Наконец она вышла. Я хочу сказать, мы поняли, что это была она, потому что немецкий джентльмен, друг Дороти, постучал ей по плечу сосиской. И тогда мы посмотрели на Кики, и Дороти, как всегда открыла рот и сказала: «Если бабушка у Шуман Хейнке еще жива, то похоже, что мы откопали ее в Мюнхене».
