Ну а потом сын сказал своему «papa»: «Почему бы нам не пригласить этих очаровательных леди поехать сегодня с нами в Фонтенбло?» Ну и тогда его «papa» сказал, что это было бы замечательно. И тогда я сказала: «А как нам различать вас, джентльмены, когда нужно обратиться к каждому в отдельности? Ведь если в Париже это так же, как в Америке, то вы оба должны быть монсеньорами Бруссар». Ну и тогда мы решили звать их по именам, и оказалось, что имя сына — Луи, и тогда Дороти открыла рот и сказала: «Я слышала, что они тут, в Париже, нумеруют всех своих Луи». Ее слова можно понять, зная что девушка постоянно слышит одни и те же разговоры о Луи шестнадцатом, который, кажется, занимался в древности мебельным бизнесом. Ну, то есть я хочу сказать, что я была удивлена, услышав, что Дороти стала такой исторически образованной. Может быть, она действительно потихоньку образовывается, несмотря ни на что? Но тут Дороти сказала Луи, что ему нет нужды стараться вычислить свой номер, потому что она определила его сразу, как только взглянула на него.
Ну и оказалось, что «papa» зовут Роббером, что по-французски означает Роберт, а по-английски «вор и мошенник». И тогда Дороти вспомнила о своих двадцати пяти франках и сказала Робберу: «Ваша мать, конечно, знала, что делает, когда называла вас так».
Дороти сказала, что мы можем, конечно, поехать в Фонтенбло с Луи и Роббером, но только если Луи снимет свои желтые гетры, сделанные из желтой замши и украшенные розовыми перламутровыми пуговицами. Потому что, сказала Дороти, посмеяться, конечно, всегда приятно, но ни одной девушке не хочется умереть со смеху. Похоже, что Луи всегда страстно желает угодить девушкам, и он, конечно, снял свои гетры. Но, когда он их снял, мы увидели его носки, а когда мы увидели его носки, то оказалось, что они были в яркую клетку и переливались всеми цветами радуги. Ну и Дороти, увидев их, была так обескуражена, что сказала: «Нет, Луи, я думаю, тебе лучше надеть свои гетры обратно».
И тут с бутылкой шампанского вошел Леон, наш друг-коридорный, и пока он открывал бутылку, Луи и Роббер все время говорили по-французски, и я подумала, что мне просто необходимо узнать, о чем же это они говорят, ведь они могли говорить и о бриллиантовой диадеме. Потому что французские джентльмены, конечно же, очень, очень галантны, но мне и вправду кажется, что девушке не следует быть с ними очень доверчивой. Так что при первой возможности я собираюсь узнать у Леона, о чем они говорили.
