— Я не считаю, так называемую защиту мной Геннадия Воронцова большей ошибкой, чем, скажем, направление на работу с молодежью Алексея Важнова. Здесь, конечно, мы все вместе с директором виноваты. Больше того, я вообще, не считаю ошибочным наше отношение к Воронцову — ни свое, ни начальника участка, ни всего рабочего коллектива. А в коллективе он пользуется не то чтобы великим уважением, но любовью. Хотя и не лишен известных недостатков, которые тоже всем видны. Но еще до нас воспитанная, в парне прямота и честность, уже доказанная готовность его прийти на помощь товарищу, просто такое хорошее человеческое качество, как смелость и жизнерадостность, даже сейчас вполне искупают некоторые недостатки его воспитания и характера. Кстати, и недостатки-то эти часто менее серьезны, чем у многих из нас.
— Но-но, не перегибай, Гладких. Не перегибай! — строго и как бы удивленно вставил Федоров.
— А что? Непедагогично? — повернулся к нему Иван. — Что ж, может быть, при Воронцове и не следовало бы таких вещей говорить. Но здесь-то почему я должен молчать о том, что думаю? Я готов отвечать за все, что произошло и происходит на участке. Но зачем же сводить счеты? Нет-нет, я в данном случае не о себе. Я — о Воронцове. Не знаю почему, но парень с первого взгляда не приглянулся директору. Может быть, за не всегда уместное острословие свое? Но честное слово, это не основание для увольнения, — Иван замялся немножко, но все же досказал до конца. — Очень не хотелось бы думать, что директор просто решил досадить мне.
Горохов приподнялся и, ища поддержки у членов бюро, картинно развел руками:
— Я попросил бы оградить меня, товарищи. И, вообще, мы сегодня товарища Гладких обсуждаем или директора прииска?
Иван спросил в свою очередь:
— Тогда и я не все понимаю. Здесь что, обсуждается мое персональное дело, как считает товарищ Горохов, или мой отчет о положении дел на участке?
— Мы о твоей работе спрашиваем, — несколько уклончиво ответил Федоров.
Старший геолог поправил:
— Э, нет! Давайте уточним тогда. Это тот редкий случай, когда я выступлю, как формалист. Помнится, мы голосовали именно за этот пункт повестки дня: «О положении дел и состоянии воспитательной работы на участке № 4. Докладчик товарищ Гладких».
— И мне так показалось, — сказал Иван, — Так, разрешите, я все-таки отвечу на вопрос товарища Горохова, как считаю нужным?
— Да-да. Конечно. Ты вправе говорить все, что думаешь, — Федоров постучал по столу карандашом, призывая остальных к вниманию, но добавил: — Только учти, пожалуйста, что мы не собираемся заседать до утра.
