Он примерил перед зеркалом одну улыбку, другую и почувствовал себя во всеоружии. Но тут в дверях появилась фигура Лешки Важнова. Вот про него уже нельзя было сказать, что бурная ночь не оставила на нем следов. Переносица у Лешки опухла и имела цвет недозревшей вишни: Левый глаз, обрамленный чернильным синяком, закрылся отеком. Первым заговорил Лешка.
— Чего уставился так? Не узнал? — щуря неповрежденный глаз, спросил он.
Никакой угрозы в его тоне Геннадий не услышал. Была в нем только настороженность да еще, быть может, потаенная надежда, что и в самом деле ничего не помнит Воронцов о событиях минувшей ночи. Испытывая чувство неловкости и какой-то внутренней скованности, столь несвойственное ему, Генка ответил:
— Отчего ж не узнать? Узнал. Хотя и украсился ты здорово, ничего не скажешь.
Лешка продолжал испытующе сверлить его взглядом.
— Не помню ни хрена, упимшись. Седой говорит, что на сучок наткнулся. Ну, а ты живой?
— Живой. Только голова, как чугунная. И тоже не помню ничегошеньки.
Лешка повеселел.
— Опохмелился? Седой, оставил, вам там с Колькой немного.
— Я не стал, — Геннадия снова передернуло. — Николай выпил.
Лешка насторожился.
— А где он? Окосел небось снова. Рассказывает-то что?
— А что он может рассказывать? Что он, трезвее нас был?
Лешка хохотнул удовлетворенно.
— Точно. А ты, значит, вкалывать уже? Давай-давай! Вечерком опохмелимся еще. Как следует. Я, как только начальство явится, тоже хомут просить пойду. Перековался, мол, граждане начальнички.
И снова захохотал.
Смешком прикрывается, подумал Генка. А есть и для него авторитеты, оказывается. Вон Седой как прищучил — и от ссоры сторонится, и на работу идет… Вслух же спросил:
— Опять к нам броситься будешь?
Лешка снова глянул колюче.
— А что, не примете?
— Чудак ты все-таки, — весьма уклончиво ответил Генка. — От нас это разве зависит?
— Вот и то-то, — почему-то удовлетворился Лешка этим ответом.
Его действительно направили в ту же бригаду, но уже не бригадиром, а сменным оператором. Гладких в благие намерения Важнова не поверил и был против его возвращения в бригаду. Но потом согласился — не столько с уговорами самого Лешки, сколько с доводами начальника участка.
— Говоришь, разагитировали тебя хлопцы? — переспросил Проценко. — Перевоспитался уже? Не очень-то я тебе верю, но проверить можно. Что ж, ступай туда, где напакостил. Оно нагляднее будет. И нам и агитаторам твоим. Поднажмут, если не доагитировали.
Иван, рубя воздух ребром ладони, поставил условия:
