Палочки кончились.
Может, и Алексу чересчур понравилось уходить к себе в комнату? Там было очень тихо. Через десять минут я позвал:
— Алекс, можешь выйти.
Ответа нет.
Я опять позвал. Не услышав ни звука, я заволновался. Вдруг он случайно сунул палец в розетку или еще что? Вылез в окно? Я побежал по лестнице, скача через две ступеньки, и ворвался в комнату Алекса.
Его там не было.
Я посмотрел под кроватью и в шкафу. Проверил шпингалет на окне и хотел было уже запаниковать на сто процентов, как вдруг услышал:
— Испугался?
Он стоял за дверью, это был фокус вот с такущей бородой. Не знаю, как я не разъярился, но он стоял и хихикал, а смех у Алекса ужасно заразительный. Через секунду я тащил его вниз по лестнице, и мы кончили тем, что опять пришли на кухню.
— Готов вести себя хорошо? — спросил я его.
— Я готов съесть мои палочки. — Он посмотрел на пустую тарелку. — Куда они делись? Их нет!
— Я дам тебе другие.
— Нет, я хочу те!
— Алекс, я…
— Где мои палочки?
Второй тайм-аут продолжался пятнадцать минут, пока я дочитывал газету, а когда я вошел к нему в комнату, он не прятался. Он стоял на коленях перед кроватью и складывал головоломку на меннонитском лоскутном одеяле, которое купила ему Джейн. Он даже не посмотрел на меня.
— Ладно. — Я похлопал его по плечу. — Время вышло. Можешь спуститься.
Он повернул голову на самую малость:
— Папа, я занят.
С тем я его и оставил. Какой смысл заставлять его выходить из скорлупы теперь, когда он отбыл свой срок? Но меня раздражало, что он не извинялся. Увлеченный игрой — это не то же самое, что кающийся грешник.
Конечно, день еще не закончился. Я знал, что между обедом и ужином я много работы не сделаю. Мне нужно было позвонить в несколько мест: пациенту, чтобы перенести прием на другое время, подтвердить кое-какие сведения о пациентке, которую мне передал Джерри, всякое прочее в этом роде. Я только успел спуститься, как услышал жалобное «Папа!».
— Что?
— Поиграй со мной в «Монополию».
Один из моих доводов в пользу второго ребенка: у Алекса был бы товарищ по играм, для которого бросить кубики и заработать двести долларов было бы новым опытом. Но Джейн, единственный ребенок в семье, как и я, сказала, что не хочет взваливать на себя двойную ответственность. Я придумал возможный выход:
— А ты бы позвонил Джеймсу, пусть он с тобой сыграет.
— Он болеет.
Так и вышло, что в конечном итоге я в половине пятого купил Парк-Плейс. Я чувствовал себя обманутым и поэтому был не слишком осторожен. К пяти часам мне принадлежала уже половина игрового поля, и я продолжал обчищать сына. Разорив его окончательно, я разрешил ему посмотреть мультипликационный канал, а тем временем пошел готовить ужин. У нас в семье готовлю я — Джейн время от времени делает что-нибудь по рецепту, — и я решил, что сегодня сделаю что-нибудь из куриных грудок, лука и зеленого перца. Может, добавлю лимон и карри и подам с рисом на гарнир. Из меня никогда не вышел бы муж-домохозяйка, но приручить меня можно. Когда Джейн начала задерживаться на работе в «Халдоме», мы отдали Алекса на продленку, где он был до половины шестого вечера по понедельникам, средам и четвергам, но все же у нас оставались еще два будних дня для налаживания связей между отцом и сыном. Или как там это называется.
