— Видите ли, Сэнклер, — сказал он, хотя, измученный бессонной ночью, я почти засыпал с открытыми глазами, — глупцы могли бы подумать, что я возвожу преграды для того, чтобы защищаться. Однако это лишь ничтожная часть истины, ибо я укрепляю замок, главным образом, чтобы размышлять. Я заделываю бреши не только в надежде помешать Ларсану проникнуть сюда, но и для того, чтобы избавить мой разум от «утечки». Например, я не могу размышлять в лесу, мысли просто разбежались бы в разные стороны. Совсем другое дело в огороженном пространстве. Это все равно как в несгораемом шкафу. Если вы в здравом уме и твердой памяти находитесь внутри, то ваш разум обязательно найдет верный путь.
— Да, — пробормотал я, — необходимо, чтобы ваш разум нашел верный путь.
— Идите-ка лучше спать, мой друг, — ответил Рультабиль, — вы же просто засыпаете стоя.
IX. Неожиданное появление Старого Боба
Когда около одиннадцати часов утра раздался стук в дверь и матушка Бернье передала мне приказ Рультабиля подниматься, я бросился к окну. Рейд представлял собой великолепное зрелище, а море казалось столь прозрачным, что лучи солнца пронизывали его как стекло. Можно было различить камни на дне, мох и водоросли так же ясно, как если бы вода вдруг перестала их покрывать. Изящный изгиб берега со стороны Ментоны обрамлял эти чистейшие воды цветущей растительностью. Белые и розовые виллы Гаравана, казалось, появились на свет божий только этой ночью, а полуостров Геркулес был подобен букету, плывущему по водам. Его старые камни издавали благоухающий аромат. Никогда еще природа не казалась мне более мягкой, более приветливой и достойной восхищения. Прозрачный воздух, спокойные берега и море, фиолетовые горы — к подобным видам мы, северяне, не привыкли.
В этот момент я увидел человека, который изо всех сил бил море! Будь я поэтом, я бы зарыдал от отчаяния. Казалось, им овладело ужасное бешенство, какая-то ярость против спокойных вод. Вооружившись огромной дубиной, он обрушивал на них бесконечный град ударов.
Здесь я был потревожен Рультабилем, пришедшим сообщить, что завтрак будет подан в полдень. Рультабиль походил на штукатура, только что вернувшегося со стройки. В одной руке он держал рулетку, в другой — отвес.
Я поинтересовался безумцем, избивавшим море, и он объяснил мне, что это и есть Тулио, который вспугивал таким образом рыбу, предварительно расставив сети. Отсюда и странное прозвище — «Палач моря».
Оказывается, Рультабиль уже расспросил Тулио о человеке, которого тот накануне вез в своей лодке вокруг полуострова Геркулес. Рыбак сообщил, что это какой-то неизвестный ему чудак, севший в лодку в Ментоне и заплативший пять франков, чтобы его высадили в Красных скалах.
