Они, должно быть, странно выглядят со стороны — она в старом пальто, вышедшей из моды шляпке, и он — воплощение моды. Перчатки из самой мягкой дубленой кожи, лосины прилегали слишком плотно, казалось, будто Рейфа зашили в них. Черные сапоги со светло-коричневыми отворотами — последний писк моды. Она насчитала не меньше шести складок на его сюртуке наездника и с ужасом подумала о своем потрепанном наряде, плотнее укутавшись в одеяло, чтобы скрыть его.
— Вам холодно?
— Нет. Нисколько. Я просто подумала, как было бы хорошо, если бы моя одежда больше вписывалась в ваш элегантный фаэтон, — ответила Генриетта. — К сожалению, гувернантки не привыкли носить шелка и кружева.
— Нравится вам это или нет, но думаю, шелка и кружева вам очень подошли бы, — заметил Рейф и удивился своим словам.
Перед его взором предстала приятная картина. Его мысли возвращались к плотским удовольствиям. Может быть, пора завести любовницу из числа тех, кто только того и дожидается. От этой мысли повеяло тоской.
У Генриетты, чье воображение скорее занято шелковыми платьями, нежели кружевными пеньюарами, на лице блуждало задумчивое выражение.
— У меня никогда не было шелкового платья, я даже на балу не бывала. Не то чтобы я не умела танцевать. Но мама говорит, что не одежда красит женщину.
— Ваша мама явно не бывала в клубе «Алмак» вечером по четвергам, — сухо заметил Рейф. — А папа… каково его мнение на этот счет?
Генриетта рассмеялась.
— Он ни разу не затрагивал подобную тему. — Несколько часов назад такой вопрос вывел бы ее из себя, но теперь она уже так не нервничала и распускала язык, хотя ее состояние было далеко от умиротворения.
— Ни разу? — спросил Рейф с притворным удивлением. — Разве папа не мечтает о том, чтобы найти вам мужа?
Раздосадованная тем, что ей показалось косвенной критикой, Генриетта ощетинилась:
— Мужа, найденного на танцах, папа не считал бы особенно завидным.
— Оригинально, — с иронией в голосе заметил Рейф, — но, впрочем, соответствует мнениям всех других известных мне отцов.
— Только поэтому нельзя утверждать, что он не прав, к тому же нельзя быть столь невежливым.
— Прошу прощения. У меня и в мыслях не было оскорбить вашего отца.
— Вы уже оскорбили, — откровенно возразила Генриетта.
Рейф не привык к тому, чтобы люди говорили то, что они думают, и особенно женщины, правда, Генриетта совсем не похожа на тех, кого ему доводилось встречать.
— Верно, постараюсь больше так не делать.
— Спасибо.
