Интересно, кто-нибудь хоть однажды говорил ему, Дэниелу, что будет любить его вечно? Нет, Бронсон не мог такого припомнить. Он был так занят зарабатыванием денег, что на такие вещи, как любовь, вообще не обращал внимания. Однако, слушая Изабель, видя, как она смотрит на этого молодого месье Малро, увивающегося подле ее старшей сестрицы, он вдруг ощутил какое-то волнение, ни капли не похожее на похоть. По крайней мере уж похоть-то была ему понятна. Уж с этим-то чувством он был хорошо знаком.
То, во что втянула его Изабель, оказалось куда сложнее. Он жалел ее. Он понимал ее. Он прекрасно видел, что тут происходит, тогда как сама она, похоже, этого не осознавала. И если еще остался хоть какой-то шанс спасти ее от неминуемой беды, то он готов сделать это. У Бронсона было странное ощущение, будто они с Изабель — родственные души, и это чувство беспокоило его гораздо сильнее, чем успех переговоров с ее отцом.
— Теряем время, Дэнни, — сказал он сам себе вслух, схватил портфель и помчался к выходу. Пускай маленькая принцесса охотится на своего любимчика. В конце концов нет на земле ни одного человека, который сумел бы прожить без любовных драм и которому хоть раз не разбивали бы сердце. Видно, так уж устроен мир.
Будь что будет. В конце концов всякий жизненный опыт пойдет ей на пользу.
— Добро пожаловать домой, — сказал таможенный инспектор в аэропорту Кеннеди, возвращая Дэниелу его паспорт, — Стоит вам уехать, как «Джетс» проигрывают. Вы, случайно, не увозите с собой их наступательную мощь?
Дэниел рассмеялся и сунул паспорт в нагрудный карман плаща.
— Защита, — ответил он, нагибаясь за чемоданом. — Вот что главное в любой игре.
— Да будет так, — заключил инспектор, глубокомысленно качнув головой. — Вы ведь не чужой в этом городе, мистер Би. Почему бы вам не притащить в Нью-Йорк какой-нибудь новый талант?
— Талантов у нас много, — ответил Дэниел, уже шагая к выходу. — Загвоздка в том, что мы сами не знаем, как их применять.
Порывистый ветер с Ямайского пролива то и дело закручивал маленькие смерчи, подхватывая по обочинам дороги окурки и обертки от жевательной резинки. У ног мамаши, жарко спорящей с полицейским, отчаянно визжал трехлетний ребенок. Громкий звук «боинга», как раз в эту минуту взмывшего в воздух над терминалом, заглушил их голоса. Влажный воздух пах морской солью и реактивным топливом, и к этим ароматам примешивалась вонючая гарь от самолетных двигателей.
