Воробышек в горле трепыхнулся и замер, превратившись в неприятный комок страха перед отсроченным, но неизбежным риском. Подобное состояние охватывало Раздолбая однажды в школе, когда двоечники из параллельного класса обещали избить его после уроков. Вспомнив, что страх уменьшился, когда на перемене удалось договориться о заступничестве друзей-старшеклассников, Раздолбай решил и теперь привлечь на свою сторону группу поддержки, попросив Мишу пригласить на прощалку Валеру и Мартина.
— Я не против, но все зависит от того, будет ли с нами в этот день папа, — замялся Миша. — Если он уйдет — пусть приходят. Если останется, сам понимаешь, к тебе он уже привык, а их не знает совсем.
Мишин папа был знаменитым на весь мир пианистом. Каждый вечер он уходил в концертный зал Дома композиторов, где стоял хороший рояль, и несколько часов занимался. Возвращался он за полночь измотанный и раздраженный, и если к его приходу в доме оставался кто-нибудь из Мишиной компании, то он говорил всего одно слово — «закончили». Это значило, что пора немедленно разбегаться, чтобы маэстро мог приготовиться ко сну. Готовился он долго и засыпал только с берушами и в наглазниках.
Нервический характер Мишиного отца объяснялся удивительным парадоксом — великий пианист люто ненавидел играть на рояле. Это стало делом его жизни под давлением мамы, которая даже подкладывала ему пятилетнему куриные яйца под рояльный стульчик, убеждая, что он «высиживает цыпляток» и поэтому не имеет права вставать. К моменту, когда мама умерла, верить в цыпляток маэстро давно перестал, но менять профессию было уже поздно — слишком хорошо у него получалось, чтобы забросить. Полдня Мишин папа проводил в депрессии, приговаривая «Эх, не по профессии я пошел», потом брал волю в кулак и отправлялся на свою Голгофу. К вечеру он разыгрывался, и искушенные в музыке отдыхающие собирались иногда перед закрытой дверью концертного зала, чтобы восторгаться виртуозным исполнением Бетховена или Рахманинова. Горе им было, если они не успевали уйти и попадались исполнителю на глаза.
Маэстро на дух не переносил посторонних, которыми были все, кого он видел меньше десяти раз в жизни, и, разумеется, Мишины друзья когда-то выводили его из себя. Но постепенно он к ним привык и даже пил иногда вместе со всеми чай. Огромный и грузный, всегда всклокоченный и угрюмый, в редкие дни он превращался в милейшего человека, много шутил, смеялся и рассказывал интересные вещи. Метаморфоза объяснялась просто — в эти редкие дни Мишин папа позволял себе не играть. По случаю прощалки он наверняка устроил бы себе выходной, но и в добром настроении не потерпел бы у себя в гостях двух незнакомцев.
