— В нем градусов-то, — прочавкал Уваров, — меньше, чем в сушняке. Это ж не виски.
— Тебе хватит… Все, давай спускайся.
— Угу, — кивнул Никита, лежавший на большой ветке. Он тихонечко пополз к стволу, но неожиданно громко взвизгнул: — Ай, сволочь!..
— Чего еще? — Плахов поднял голову.
Уваров побледнел и зажмурился от боли.
— Скрутило, — едва слышно прошептал он. — Прямо как гвоздем раскаленным в бочину дало… Теперь все… Помоги спуститься…
Плахов выбросил огрызок марулы и стал примериваться, как бы помочь висящему в трех метрах над землей радикулитнику.
— Ты сам вообще не можешь?
Тот отрицательно замотал головой:
— Никак… Больно очень…
— Маразм! — мысленно проклиная Африку, Уварова, марулу и вообще всю свою жизнь, Плахов полез на дерево.
Оказавшись на одной ветке с Никитой, он схватил его за ногу и потянул на себя. Уваров жалобно заверещал, взмахнул руками, соскользнул и спиной грузно бухнулся на землю, нежно прижимая к груди футболку, набитую драгоценными плодами.
— Жив? — испуганно спросил Игорь, спрыгнувший следом.
— Нормально, — выдохнул Уваров. — Не почувствовал даже ничего.
Он запустил руку в свой мешок, достал оттуда зеленую ягоду и откусил половину.
— Сам идти сможешь, раненый?
Уваров, скорчив героическую гримасу, попытался подняться, но тут же, громко ойкнув, опять свалился на землю.
— Никак… Больно…
— Понятно. — Плахов прикинул размеры ноши, наклонился и, положив руку Уварова себе на плечо, стал поднимать его с земли.
Восемьдесят кило живого веса — это не рюкзачок с картошкой. Но выкинуть нельзя, обидится еще, когда гиены найдут…
— Я тебя тоже когда-нибудь понесу, — Уваров надкусил очередной плод, — если в ногу ранят. Обещаю.
— Над ухом не чавкай, противно…
— Чего? — не расслышал Никита.
— Заткнись, говорю, — повторил Плахов.
— Угу… Ты не спеши, Игорек… До темноты все равно не успеем.
Больше Плахов ему замечаний не делал — на это не хватало сил.
Когда воины бакубонгов начали носить хворост и складывать его прямо под ногами пленников, Рогов поверил, что Тонго не собирается их пугать. Он всерьез настроился сжечь неугодных пришельцев.
— Я в костер не хочу, — задергался на столбе Вася, стараясь повернуться к Петрухе. — Петь, позови толстяка, пообещай ему еще что-нибудь!
— Чего? Зубной пасты, что ли? Я ему уже что только ни предлагал — не ведется, падла. Глухой он…
— Тихо! — Приговоренный к смерти вдруг замер, услышав что-то необычное.
— Ты чего, Вася?
Рогов только мотнул головой в ответ, давая понять вождю баквена, чтобы тот заткнулся.
