— Садитесь, шеф, — смеется.
Я ворчу, но не отказываюсь, сажусь рядом с Лехой.
— Во-первых, не садитесь, а присаживайтесь. Сесть всегда успеем. Во-вторых, если хочешь меня называть по-иностранному, то зови боссом. — Шутка не удалась, но Леха слушает внимательно. Плевать мне. Я не артист эстрады.
— Хорошо, босс, — соглашается Леха. — Да, босс. Босс — это будет круче.
Мы останавливаемся возле дома. Судя по всему, Леха собирается охранять всю ночь.
— Девушка у тебя есть, Леха? Если есть, то забудет скоро.
— Босс, я вижу, как вы относитесь к женщинам, когда занимаетесь делом. Мне надо учиться.
— Ладно, езжай. Я устал. Теперь уже от тебя.
Леха уезжает, но недалеко. Слышу, как глохнет мотор на соседнем перекрестке. Может, его ко мне Анвер приставил шпионить? Все может быть. Я думаю. Странный, дикий мир. Семь трупов утопили в лимане. За это называют боссом, говорят «вы» и хотят брать пример. Но не я создал мир. Кто тогда? Кто-то…
…Море ползет сантиметр за сантиметром. И оно тоже хочет отобрать. Пусть попробует только. Чайки, буревестники, альбатросы — пожиратели падали и нечистот — кричат и каркают вокруг меня. И семеро простреленных торговцев, вся их замороженная-размороженная рыба тут. Все они хотят миллионов, но миллионов меньше, чем их… Я протянул руки — вместо ладоней увидел трехпалые лапы и когти. Тонкие птичьи костяшки, сильные и дикие. Море, чайки, трупы! Кокаина вам не будет никогда. Долларов вам не будет никогда. Ничего вам не будет никогда. Потому что дикая птица, ставшая человеком, — это еще страшнее, чем человек, и страшнее, чем птица…
8
Сон забывается сразу, но голова с утра раскалывается. В окне уже распустился теплый осенний день. Леха ковыряется в моторе. Похоже, он так никуда и не уехал.
— Эй, бодигард, иди кофе пить! — кричу.
— Как вы меня назвали, босс? Я не понял. — Парень стоит в дверях, большой и комфортный, словно пеликан.
— Бодигард, — повторяю я. — Телохранитель по-английски.
— Да, босс, — соглашается он.
Мы пьем кофе и съедаем по паре сладких рогаликов. Их испекла для меня вчера Лика. Оса, тяжелая и шумная, залетает в окно и, покружив, возвращается на свободу.
— Если ты меня пасешь, Леха, то это только потеря времени. — Смотрю ему в лицо цепко, но вижу только простую пеликанью обиду.
— Что вы, босс! Я буду последней сукой! Можете меня сразу пристрелить!
— Сразу, — ворчу я. — Насмотрелся американского кино… Впрочем, ловлю на слове… Тебе дома-то показаться не надо? Мать, отец… Я не знаю… Еще кто?
