Свои первые годы Бамбанг помнить, разумеется, не мог. И тем не менее имел о них довольно яркое представление. Мать, обладая, как многие яванки, даром рассказчицы, воспоминаниями о его младенческой поре скрашивала голодные вечера в послевоенные годы. Материнский голос так глубоко запал в сердце Бамбанга, что он, по его собственному признанию, и на склоне лет смог бы повторить рассказы матери слово в слово.
Впервые на землю, говорила она, Бамбанг ступил на седьмой месяц после рождения. Рано утром после сламетана его посадили в гнездо петуха, потом вымыли в лохани, срезали с головы прядь волос и разбросали по двору вместе с мелкими монетками, чтобы в последующей жизни ему всегда сопутствовал достаток. После купания одели в новое платье и разрешили впервые обнаженной ступней коснуться грешной земли. Затем усадили среди детей постарше, принесли сладости, приобщили, так сказать, к роли хозяина сламетана.
Из разложенных перед ним предметов маленький Бамбанг выбрал карандаш. Определил свою будущую профессию. Взялся бы за рисовый колосок — быть ему крестьянином, продолжать отцовское дело, за деньги — торговцем, за ножницы — портным и так далее. После этого мать была освобождена от послеродовых табу: обязательного купания с заходом солнца, неупотребления в пищу мяса и ряда других.
Петух, в гнезде которого сидел Бамбанг, стал его другом на все детство. Яркоперый красавец был баловнем семьи, всего дома. Ему предоставили полную свободу, щедро кормили. Ведь после памятного утра он стал, согласна поверью, носителем охраняющего малыша духа.
Обрезание Бамбанг помнил сам. Ему к тому времени исполнилось 12 лет. Обычай инициации существовал среди народов архипелага до прихода ислама. Новая религия способствовала лишь повсеместному распространению этого анимистического по происхождению обряда. Он означает возведение мальчика в полноправные члены общества, перевод его из обезличенного состояния детства к вполне определенному, обязывающему положению мужчины.
Вместе с Бамбангом церемонию вступления в зрелый возраст проходили еще несколько мальчиков из его деревни. Для них пригласили специалиста — чалака, который одновременно был известен в округе и как парикмахер, и как забойщик скота. Вымытых, одетых в новое саронги ребят чалак уложил на пол рядком в комнате общественного здания деревни, произнес несколько фраз из Корана и ножом из «заговоренной стали» молниеносно проделал операции. Никто даже не вскрикнул, хотя и было довольно больно. Потом матери переступили через своих сыновей трижды, показав, что не сердятся на них за то, что они уходят от них во взрослый мир. Завершился обряд обязательным в таких случаях большим сламетаном.
