— Он хочет что-то сказать тебе один на один, — сказал сапожник Элиасу.
Тому почему-то бросилось в глаза встревоженное испуганное лицо Ёси. Казалось, парень переводит дыхание после быстрого бега. Но это было не так, он просто приоткрыл рот от этого своего тревожного страха. Зубы у него были большие, желтые и кривые.
Кто-то притворил дверь. Наверное, все же сапожник. Как-то спокойно она прикрылась, слуга не мог бы так сейчас.
Элиас Франк остался наедине с больным.
Все было с больным, как и должно было быть — осунувшееся, влажное от пота, чем-то напоминавшее опавшее сырое тесто, лицо; запавшие губы, выпученные в напряжении бледные глаза.
Элиас наклонился к больному.
Тот собирался с силами. Элиас невольно начал волноваться. Чувство жалости и гадливости было неприятно.
Вольф глубоко вздохнул, вдохнул воздух. На этот раз воздух свободно прошел в грудь, это приободрило больного. Элиас оперся правой рукой о тюфяк.
— Не женись на моей вдове, — глухо и отчетливо произнес Вольф.
Для Элиаса эти слова прозвучали нелепой неожиданностью, бредом. Своей несообразностью они напрочь разбили его тягостное ощущение таинственной тревоги, владевшей всем существом Элиаса Франка еще минуту назад. Словно сошло наваждение. Разом не осталось ничего таинственного. Лишь несчастный больной человек, у которого рассудок помутился от болезни…
— Не женись на моей вдове и… — силы внезапно оставили Вольфа. Тень страха и боли мелькнула в его чертах, но тотчас же сменилась усталым безразличием изнуренного болезнью человека. Вольф закрыл глаза. Элиас испугался: не смерть ли это? Хотел было уже позвать людей. Все равно кого: слугу, жену Вольфа… Здесь ведь и сапожник, даже его можно позвать… Но больной дышал спокойно. Он еще не умирал, он просто утомился и ему было все равно, уже все равно.
Элиас еще поглядел на него, словно исполнял какой-то тягостный долг. Затем тихо отошел от постели.
Вдруг с новой силой вернулся прежний страх. Кто там, за дверью? Что доверил Вольф сапожнику? Впрочем, если это были такие же бредовые слова… На мгновение Элиас даже позабыл их смысл. Но быстро вспомнил. Вольф говорил, что он, Элиас, не должен жениться на вдове Вольфа, и… и еще что-то… Это бред был. Скучный бред. Перестало быть страшно. Элиас осторожно, чтобы не потревожить лежащего, подошел к двери. Но все же так решительно подошел и с самым легким колебанием приоткрыл дверь.
Слуга и сапожник ждали.
— Он бредит, — сказал Элиас, обращаясь к сапожнику.
