Элиас принялся ходить взад и вперед по улочке, мерил ее шагами. Еще одна странность — почему-то он сразу не заметил, что дом Вольфа построен в тупике. Здесь не было других домов, в которых бы жили, были только длинные невысокие постройки без окон, какие-то склады для товаров, что ли… Да, склады…
Элиас Франк вдруг почувствовал, как далека эта жизнь больного, странная какая-то жизнь в странном доме, с какими-то странными женщиной и девочкой, от его, Элиаса, открытой, светлой жизни, в уюте и радости, рядом с любимой женой и чудесным сыном… И ведь он ничем не может помочь Вольфу, и потому так тягостно…
Элиас остановился. Тупик не был вымощен, но сейчас земля была по-летнему твердой, хотя и неровной. А весной и осенью здесь, конечно, очень грязно, мокро, обувь увязает в жидкой грязи…
Но как же все это странно! Когда он в тот вечер после суда вел Вольфа к себе домой, и они спорили, ну да, почти спорили, спорили, да… И Вольф словно бы нарочно, всеми своими словами, всем ходом своих суждений, подчеркивал свою принадлежность к этому миру всего обыденного, заурядного, присущего многим и многим. Настаивал на том, что вот, он думает и поступает, как почти все думают и поступают, а Элиас — нет, Элиас не такой. Интересно, Вольф это нарочно так? Или лишь бессознательно ощущает свою странность и бессознательно же противится этой своей странности, горячо настаивая на том, что и он похож на других, на многих… Но как странно он живет в своем доме. Да, пожалуй, его жизнь похожа на него самого. Он иудей, и ему ведомы все писанные и не писанные правила и каноны, которым подчиняется бытие иудея. И в то же время в жизни Вольфа есть что-то от его имени — языческий волк, уже таинственный и странный, потому что столько веков миновало с тех пор, как ему поклонялись…
Ёси не ведомо как вырос прямо перед Элиасом. Тот вдруг понял, что отошел от дома Вольфа довольно далеко, ближе к выходу из тупика, и стоял к дому спиной. Ёси запыхался.
— Идемте! — как-то встревоженно и испуганно позвал он Элиаса. — Зовут… Господин Вольф…
На этот раз он произнес это «господин Вольф» без иронии.
Элиас быстро двинулся за ним. Ёси шел большими шагами, пригибаясь и вытягивая шею, как встревоженный, нахохленный петух. В другое время это даже насмешило бы Элиаса, но теперь вызвало какое-то странное чувство испуга.
Быстро поднялись по лестнице, вошли в комнату Вольфа. Гирш Раббани сидел у его постели. Увидев Элиаса, Раббани встал. Вольф устремил на него тревожный просительный взгляд. Сапожник кивнул больному с жалостью и пониманием.
