Когда Симон пришел ко мне, воздух спальни благоухал лимонником и бергамотом, двадцать свечей освещали комнату таинственным, мерцающим светом и играла небесная музыка…
Восторженный экстаз окутывал нас, как аура, и мы превращались в два божества, соединяющихся друг с другом в ином, волшебном мире.
Когда в колеблющемся свете свечей я видела коленопреклоненного Симона перед собой, когда я одновременно видела его позади себя, отраженного в зеркалах и при этом чувствовала его в себе, когда мои ноги лежали на ступенях, а он, стоя на коленях, погружал свои полные губы в мое жаждущее лоно, — это лишало меня сознания, а когда он входил в меня, я впадала в экстаз и ощущала полное, почти мистическое слияние. Он не отпускал меня до тех пор, пока я, обессиленная, не падала на подушку. И тогда он ложился рядом со мной. Он никогда не засыпал сразу после любви, как это бывает с большинством мужчин, а долго еще ворочался рядом, пока мы оба незаметно не забывались сном.
Он тихо поглаживал меня, укачивал на руках, шептал слова любви, и мы погружались в сладкий, знойный, жаркий сон, а когда просыпались, то прижимались телами и говорили о себе.
— Я никогда и никого так не любил, — говорил он снова и снова. — Я не знал этого прежде. Еще ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой. Разумеется, и раньше у меня были женщины, но ни с одной у меня не было такого чувства уверенности, защищенности. Ты для меня жена, мать, ребенок — все. Я так сильно люблю тебя! Ты так мне нужна!
Я не знаю, сколько раз он говорил это, говорил каждый день и по нескольку раз. Сотни раз он высаживал в меня слова, как семена, пока они не взошли и не начали колоситься. Он форменно фонтанировал. Он осыпал меня объяснениями в любви, цветами, подарками, комплиментами, и не неделю, не месяц — годы! Это называется — мужчина любит глазами, женщина — ушами. Его окрыляли прогнозы нашего совместного будущего, он забирался на прямо-таки метафизические высоты, и обозревал оттуда нашу любовь, и мечтал увлеченно.
— Мы с тобой два разных мира, — говорила я ему снова и снова. — Ничего такого у нас с тобой не получится. Я актриса, ты — цветочник, у тебя другие интересы, другая биография, другие корни.
И когда он первый раз завел речь о том, чтобы оставить свою жену, я тихонько подумала про себя: «Пусть себе болтает. Вряд ли он сделает это в самом деле».
А потом подумала: «Или все-таки сделает?»
Мы не были глупы. Мы были влюблены. Это было такое время в нашей жизни, когда разум отошел на второй план.
