И обретешь крылья... | страница 21
Это произвело на меня глубокое впечатление и заставило задуматься. Нам всегда было жаль расставаться, а встречались мы с большой радостью, и вот из случайной фразы я вдруг узнала, что Бени не так уж и страдал в мое отсутствие.
Я обняла его и крепко прижала к себе.
— Как все прошло? Да как обычно на гастролях — утомительно, но здорово. Я много всего увидела, это я расскажу тебе за обедом. А ты? Как твои дела в школе?
— Да ничего себе, идут… Сегодня по математике мы писали контрольную работу, так эта толстая корова собрала наши листки ровно через сорок пять минут, не дав никому ни минуты лишней! По-моему, это свинство!
Позади него появилась откуда-то мать Янни:
— Здравствуй, Ленц. Ах, мы так хорошо учились… а в последнее время он что-то подустал!
Нонни любит Бенедикта больше всего на свете. У Янни затем будет еще дочь от Резы, но для его матери Бенедикт всегда останется на первом месте. Это ее первый внук. Собственно говоря, ее зовут Марта, но для близких она Нонни. Этой маленькой, кругленькой, милой женщине около семидесяти лет, но силы воли и выносливости, как у нее, я не встречала еще ни у кого. Кроме, может быть, Янни. Вероятно, сказывается тирольское происхождение. А у Янни к этому примешана еще и таджикско-персидская кровь. Нонни и Янни — это два монолита. И у меня, с моей венгерско-баварской склонностью к драматизации, часто возникала необходимость в этих людях. Как бабушка, Нонни одновременно сильна и смиренна, а также необычайно сострадательна. Ей пришлось пережить медленную смерть мужа, проводить в последний путь свою мать, одного ребенка она потеряла, а оставшихся двоих вынуждена была растить одна. Суровая жизнь сделала ее стойкой. Ее идеалом были типажи сильных северных женщин, которые пренебрежительно относились ко всем выпадавшим на их долю страданиям, не обращая внимания на трудности жизни и никогда на нее не жалуясь.
У меня же все наоборот — если мне что-то не дается, я начинаю ругаться, громко и долго. Этот перец в крови — от бабки. Так же, как и глубокая печаль венгерской души. У меня должна быть возможность ругаться, раздражаться, сквернословить, наорать на того, кто может в свою очередь наорать на меня, — это для меня нормально, хотя и не по-христиански.
— Мне, пожалуй, пора домой, внучек. Веди себя хорошо, попозже созвонимся.
— Чао!
— Пока, Нонна! До скорого…
— Пошли, Бени, погуляем в саду.
Бенедикт дает мне руку, и мы шагаем по траве.
— О, взгляни, какой-то зверек тут ямку выкопал!