— Мама…
— Ладно! Не в этом дело. Так ты говоришь…
— Да, отчим сказал, что хотел бы быть похоронен вместе с тобой в склепе папиной семьи.
— Какой кошмар!
Доведенная до бешенства, готовая взорваться, всклокоченная, она бросилась в комнату, служившую кабинетом ее мужа, с твердым намерением нарушить вежливое молчание, с которым до сих пор терпела его причуды. У нее и так частенько складывалось впечатление, будто они живут втроем, настолько ее второй муж обожал первого, но это переходит всякие границы… В склепе исчезнувший уже будет не только воспоминанием — он снова превратится в тело. И они навеки улягутся втроем в одном помещении: она и два ее мужа.
Войдя в библиотеку, она застала его лежащим на персидском ковре. Он задыхался:
— О… дорогая… как ты вовремя…
У него снова случился приступ — последнее время они участились. Ничего странного, что он одержим думами о смерти и надгробиях.
Она подошла, и его лицо посветлело. Бедняга! Как он ее любит… При взгляде на жену его обычно невыразительные глаза засветились.
Гнев ее мгновенно утих, теперь она думала только о том, как ему помочь, приподняла ему голову, стала обмахивать, чтобы освежить, чтобы он задышал спокойнее.
Что за мелочь эта история с местом погребения! Об этом она поговорит с ним позже, когда представится подходящий случай.
Она усадила его на диван, обложив подушками. Он успокоился, бледное лицо порозовело.
— Ты напугал меня, — нежно попеняла она ему.
— Я по-прежнему крепок.
«Если бы только это было правдой! У меня нет желания второй раз остаться вдовой».
Они долго сидели, взявшись за руки и любуясь отливающими медно-красным светом сумерками. Затем, повернувшись к ней с каким-то странно торжественным видом, он произнес:
— Я хотел попросить тебя кое о чем, что меня тревожит.
«Ай, сейчас он начнет донимать меня с этим общим мавзолеем. А состояние его таково, что я не смогу перечить».
Она спокойно ответила:
— О чем же, дорогой?
— Возьми его фамилию.
— Прости, как ты сказал?
— Верни себе фамилию бывшего мужа. Слезы хлынули у нее из глаз, ей казалось, сейчас она задохнется.
— Как! Ты отвергаешь меня?
— Нет, птичка моя, я дорожу тобой еще больше, чем прежде. Мне бы просто хотелось, чтобы в обществе, в память как о моей любви, так и о его гении, тебя называли Констанция фон Ниссен, вдова Моцарт.
