Девы рассмеялись.
— Пф, твои шутки лесные, — фыркнула Ильдаза.
Тут в разговор вступила Согдай:
— Ты можешь жить в моем доме. Нас три сестры да мать. В женский дом тебя пустят?
— У тебя мать — дикарка. Не пустят меня к тебе.
— Кто не хочет скакать, говорит: конь захромал! — воскликнула я, раздражаясь. — Не хочешь так — приезжай каждый день, вот и весь разговор.
— Хорошо, я спрошусь у матери, — сказала Ильдаза и отвернулась.
Я поняла, что она не спросится.
Девы замолчали. Холодным ветром подуло меж нами, но мне не хотелось того.
— Я вчера к Луноликой матери девам ездила, — сказала я.
Они оживились:
— Правда, что у них за забором стоят колья с головами убитых врагов? — спросила Ак-Дирьи. — И что они отрезают себе левую грудь, чтобы удобней было стрелять из лука?
— И что тела не моют, а мажутся с ног до головы глиной, чтоб казаться страшней? — спросила Ильдаза.
— Откуда вы это взяли? — удивилась я.
— Меня девы в стане засмеяли, как узнал и, кем сделали меня духи, — ответила она. — Говорили, буду теперь, как поганка, ходить, вонючая.
— Глупости! Нет там голов, и груди у дев обе на месте. Все они такие же, как и мы.
— Молодые? — спросила Ак-Дирьи. — Мне говорили, там одни старухи.
— Кто говорил?
— Отец. Он как-то ездил к ним, когда у овец недород был. Рассказывал, что все они там старые, как гнилушки, а у некоторых даже растут усы, как у мужчин.
— Глупости! Я видела молодых дев. — Я решила не рассказывать, как пошутили надо мной в чертоге. Да и не знала, как удалось Таргатай превратиться в старуху.
— Я помню, две или три зимы назад старшую дочь у наших соседей духи забрали на служение Матери, — сказала Согдай. — Не могут так быстро стариться девы.
— Конечно, не могут! — обрадовалась я, потому что видела: не верит мне Ак-Дирьи.
— Ждут нас в чертоге? — спросила Очи.
— Ждут, — ответила я. — Если будем достойны. Сказали мне девы, что не окончено еще наше посвящение и не смеем мы пока себя их именем называть.
— Так вот чего ты вчера встрепенулась! — засмеялась Очи. — А мы понять не могли. Санталай потом даже место, где ты сидела, обыскал: вдруг, говорит, тут змея была и тебя ужалила.
Девы рассмеялись, а я ощутила, что краснею. Вспоминать о вчерашнем мне не хотелось.
— Да, потому, — сказала я. — И правы они, не можем мы зваться…
— Те, Ал-Аштара, какая ты все же, — поморщилась Ильдаза. — Все-то у тебя должно быть правильно, даже тошно.
— Потому ее духи вождем и выбрали, — сказала Очи. — Должен же кто-то знать, что и как делать. Иначе с пути собьемся!
