— Меня бы подняли на смех все мои сокурсники…
— Французу, между прочим, начхать на то, что думают о его амурных делах посторонние, да и близкие друзья тоже. — Иветта отвела взгляд от Руфуса и стала смотреть, как белоснежная яхта швартуется в нескольких метрах от ресторана. Средиземное море такое спокойное, подумала она. Водная гладь будто стекло. Разве это море? Вот Атлантика — совсем другое дело! — Ты, как я догадываюсь, ждешь, когда она станет студенткой?
— Конечно!
— Не делай этого, то есть я хочу сказать — не заставляй ее ждать, иначе совершишь большую ошибку, — заявила Иветта. — Стань ее первым, и тогда навеки будешь самой большой ее любовью. — На губах Иветты появилась чуть заметная улыбка. — Кроме того… — начала было она, но неожиданно умолкла.
— Кроме того — что? Продолжай.
— Ты потрясающий любовник, и она, без сомнения, это оценит, — Закончила Иветта, нисколько не смутившись. — Молоденькие девушки очень часто попадают в неумелые руки, и это травмирует их на всю жизнь. Парень торопится, делает все не так…
— Можно подумать, ты делишься собственным опытом.
— Конечно! Иначе откуда бы мне об этом знать.
— Между прочим, твой Стефан должен носить тебя на руках.
Иветта повела плечом. Небрежно, как истая француженка.
— Он так и делает!
Влияние Иветты не замедлило сказаться: в следующем письме Руфус предложил Джине пообедать на Бирли-стрит. «Она уже стала нашим местом. Но думаю, нужно взять за правило встречаться наедине. Если обстоятельства позволят, постарайся не занимать двенадцатое сентября, хорошо? Буду счастлив тебя видеть», — написал он.
Прочитав открытку, Джина расплылась в улыбке, обозначились все три ямочки.
Итак, лето 1962 года подошло к концу. Листья на деревьях полыхали тысячей оттенков желтого, с переливами от оранжевого к земляничному, малиновому и алому.
Сидя напротив Джины за столиком пиццерии, Руфус поймал себя на мысли, что видит только ее. Хотя высокие окна проектировались с расчетом на любование красотами осенней поры в Новой Англии, в присутствии Джины Руфус больше не замечал ничего вокруг. Глядя в ее глубокие сверкающие глаза, он ощущал себя так, будто подвергался воздействию какой-то гипнотической силы. Понимая, что такое происходит с ним впервые, Руфус чувствовал себя восторженным и… провинившимся глупцом.
Как же так? Она всего лишь школьница, а он испытывает поистине танталовы муки…
Не отводя взгляда от мерцающих белков ее глаз, он все время мысленно видел ее высокую грудь с острыми сосками, обтянутую сейчас свитером, и знал наверняка, что отныне постоянно будет стремиться к новым и новым встречам. Господи! Что же это такое? Неужели влюбился?
